— Но они были вместе с тобой.Элдред снова взглянул на него.— Ты знаешь, о чем говорят древние сказки. И ваши, и наши. Что человек, который приходит в священные места полумира, может увидеть там призраков, и если выживет, после тоже способен их видеть до конца жизни. Но в них также сказано, что некоторые рождаются с этим даром. И я пришел к убеждению, что со мной было именно так. Ни с Бургредом, ни с Осбертом, хотя они стояли рядом со мной на болоте и скакали со мной от Камберна в ту ночь.Священные места полумира. Самая отъявленная ересь. Холм неподалеку от Бринфелла, другое лето, давным-давно. Женщина с рыжевато-золотистыми волосами умирала у моря. Он оставил ее с сестрой, взял коня, ускакал, охваченный горячкой, безумием несказанного горя. Никаких воспоминаний об этой поездке. Приехал в Бринфелл в сумерки два дня спустя, миновал его и вошел в небольшую рощу…Сейнион заставил себя — как всегда — выбросить из головы это воспоминание, навеянное луной. Туда нельзя смотреть. Ты доверяешь словам Джада, веришь в них, а не в собственное хрупкое притворство, будто понимаешь истину вещей.— А королева? — спросил он, откашливаясь. — Что говорит королева?Он все понял по колебанию Элдреда, по задержке с ответом. Долгие годы он слушал, как мужчины и женщины рассказывают ему то, что у них на сердце, словами, паузами, тем, что они недоговаривают.Едущий рядом с ним человек мрачно пробормотал:— Она считает, что я потеряю душу, когда умру, из-за этого.Теперь ясно, подумал Сейнион. Ясно до боли.— И поэтому она собирается в Ретерли?Элдред посмотрел на него. Кивнул головой.Чтобы молиться днем и ночью за меня, пока один из нас не умрет. Она считает это своим главным долгом в любви и в вере.Внезапный взрыв смеха справа от них, чуть позади. Воины возвращались домой с триумфом, зная, что их ждут песни и пиршества.— Возможно, она права, конечно, — сказал король уже легкомысленным тоном, словно они обсуждали урожай ячменя или качество вина за столом. — Тебе следует меня осуждать, Сейнион. Разве теперь это не твой долг?Сейнион покачал головой.— Ты это делаешь сам уже двадцать пять лет.— Наверное. Но затем случилось то, что я сделал вчера ночью.Сейнион быстро взглянул на него. Заморгал; потом он понял и это.— Мой господин! Ты не посылал Ательберта в лес. Его уход туда не является посланным тебе наказанием!— Нет? Почему? Не величайшее ли самомнение думать, будто мы понимаем пути господа? Разве не ты мне это сказал? Подумай! В чем состоит мое прегрешение и куда ушел мой сын?“Волки и змеи”, — глупо заявил Сейнион несколько минут назад. Этому человеку, который страдает от чувства вины уже более двух десятков лет. Старается служить богу, своему народу и носит эти… воспоминания.— Я верю, — продолжал Элдред, — что иногда нам отправляют послания и мы в состоянии их прочесть. После того как я выучил тракезийский язык и дал всем знать, что покупаю рукописи, в Рэдхилл приехал один валескиец — это было очень давно — со свитком, вот таким маленьким. Он сказал, что купил его на границе Сарантия. Я уверен, что он кого-то ограбил.— Одна из пьес?Король покачал головой.— Их религиозные песнопения. Фрагменты. Рогатый бог и дева. Свиток был изорван, покрыт пятнами. Это был первый письменный источник Тракезии, который я приобрел, Сейнион. И все утро сегодая я мысленно слышу эти строчки:
Раздастся в дебрях леса зверя рев,Тогда земли заплачут детиКогда выходит в поле этот зверь,Должны погибнуть дети крови
Сейнион вздрогнул под ярким солнцем. И сделал знак солнечного диска.— Я думаю, — продолжал Элдред, — и прошу меня простить, если я вторгаюсь в запретную область, что ты не порицаешь меня именно потому, что тоже кое-что знаешь об этих вещах. Если я прав насчет этого, скажи, пожалуйста, как ты… справляешься с этим? Как находишь покой?Он все еще находился под впечатлением древних стихов. “Тогда земли заплачут дети”. Сейнион медленно произнес, подбирая слова:— Я думаю, то, о чем говорит нам доктрина, становится правдой. Проповедуя ее, мы помогаем ей стать сущностью мира Джада. Если и существуют духи, божества, полумир рядом с нашим миром, то им… приходит конец. То, что мы проповедуем, станет правдой отчасти потому, что мы это проповедуем.— Вера помогает этому сбыться? — в голосе Элдреда прозвучало лукавство.— Да, — спокойно подтвердил Сейнион. И посмотрел на короля. — Вместе с силой, которая заключена в боге, как нам известно. Мы — его дети, расселяемся по земле, заставляем отступать леса, чтобы строить свои города и дома, наши корабли и водяные мельницы. Ты знаешь, что сказано в “Книге сынов Джада”.— Она новая. Не каноническая. Ему удалось улыбнуться.— Она немного младше, чем песнь о рогатом боге и деве. — Он увидел, как дрогнули губы Элдреда. — В Эсперанье, где она написана, по ней читают литургию, и то же начали делать в Батиаре и в Фериересе. Священники, несущие слово Джада в Карш и Москав, получили распоряжение патриарха цитировать эту книгу, носить ее с собой — это мощный инструмент обращения язычников к свету.— Потому что она учит, что мир принадлежит нам. Не так ли, Сейнион? Он наш?Сейнион пожал плечами.— Я не знаю. Ты представить себе не можешь, как много я не знаю. Но ты спросил, как я нахожу покой, и я тебе скажу. Это непрочный покой, но вот как я это делаю.Он посмотрел в глаза спутника. Он не стал отрицать то, о чем догадался Элдред. И не собирался отрицать. Не перед Эддредом.Теперь глаза короля смотрели ясно, румянец почти исчез.— Ревущий зверь умирает, а не дети?— Родиас стал преемником Тракезии, а Сарантий — Родиаса по воле Джада. Мы здесь находимся на краю света, но мы дети бога, а не просто… крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159