В сердце мальчика вспыхнула было надежда, что отец прав. Пусть ублюдок, но не сын этого вонючего тупого крестьянина! Если бы это было правдой... Карим ушел бы, нашел отца... настоящего...— Чего лыбишься, сучонок! — Еще один удар стер с уст мальчика мечтательную улыбку и отбросил на пару шагов. Карим судорожно втянул в себя воздух. — Не выйдет, мой ты!Отец, словно угадав причину мальчишеской улыбки, свирепо зарычал и поспешил разочаровать сына:— Мое ты отродье, уж не знаю, правда, в кого такой. Но я выбью дурь из тебя, ты не думай!Еще удар...— Будешь знать, как убегать без спросу!Удар...— Еще раз увижу, что бездельничаешь, неделю в погребе без еды просидишь!Карим сжался в комочек, пытаясь хоть как-то смягчить удары отцовских сапог. Он изо всех сил сдерживал слезы, зная, что иначе придется еще хуже. Андрей Горовой не терпел «соплей и нытья». С раннего детства трое сыновей его были при деле, а уж сколько шрамов от плетки осталось на их спинах — не сосчитать. Кариму попадало больше всего.Он родился шестьдесят циклов тому назад, на семьдесят шестой день лета, в самый разгар жатвы. Никто и никогда не принял бы его за отпрыска того, кто представлял ширококостную, крепко сбитую крестьянскую породу. Светловолосый, с серыми глазами, худенький, он ничуть не походил на родителей и братьев. Единственный в селе, он ладил с божьим судией. Каждое утро он сбегал в хлипкую церквушку, чтобы провести пару часов с Примеоном, который с радостью учил сметливого мальчугана всему, что знал сам. В свои пятнадцать кругов Карим знал намного больше родителей.— Говорил же мне папаша, не к добру та гроза! Демону тебя послали мне в наказание! — Отец схватил мальчика за шкирку и поволок к речке. — Чтоб матери на глаза не появлялся, пока не оклемаешься, и попробуй пискнуть что-нибудь!Варраг бросил Карима под развесистую иву. Мальчик застонал, но глухие шаги отца уже затихали. С трудом он перевернулся на спину и вытер сальным рукавом лицо. Нужно было доползти до воды, мальчик по опыту знал, что холодные струи смягчат боль в разбитом теле, но сил не было. Смирившись, он откинулся на бугристую землю и закрыл глаза. Уговаривая себя потерпеть, он отвлекал себя перечислением церковных знамений и поклялся, что, если на сей раз обойдется без увечий, он поставит в церкви самую большую свечу Габриилу Целителю.Внезапно плети ивы раздвинулись. Карим вздрогнул. Сквозь завесу на него смотрели самые странные глаза, какие он когда-либо видел. Темно-синие, почти черные, они напоминали каплю масла в воде. То есть не сами глаза, а обрамление зрачков, что у людей зовется радужкой (это мудреное слово Карим знал благодаря судии). И зрачки в этих глазах были тоже странные, узкие полоски, словно двойные...И тут он понял... Недавно Примеон предупредил его, чтоб не ходил один в лес. Охотники сказывали, что какая-то нежить поселилась в буреломе. Карим еще тогда хорохорился, что нежить ему на один укус. Что в ней такого-то, один страх да бабкины сказания!Вот вам и сказания...— Эй, мальчик, — нежить вдруг заговорила, да еще и на чистом атерском, — что с тобой, мальчик?Карим с трудом разлепил губы и застонал. Какая разница этой нелюди, что с ним, или боится, что мясо его невкусное?— А ну-ка. — Пробравшись сквозь переплетение ветвей, нежить остановилась в шаге и скользнула по нему внимательным взглядом. — Да, малец, кто ж тебя так изукрасил-то?Она, а нежить была именно женщиной, подхватила его под мышки. Карим попытался вырваться, но худые руки оказались неожиданно сильными. Отчаявшись, он впился зубами в запястье. Рот наполнила приторная горячая жидкость. Нежить взвизгнула, но мальчика не отпустила. Она лишь вырвала руку и перехватила ребенка поперек туловища.— Вот везунчик! — простонала она. — Не будь я сама виновата, голову бы тебе, такому зубастому, свернула! А так радуйся... Считай — заново родился.Не говоря больше ни слова, странная женщина потащила свою ношу к лесу. Карим больше не сопротивлялся, тихо, как мышка, покачиваясь на руках то ли спасительницы, то ли похитительницы.
Карим очнулся в полной темноте. Сначала он даже решил, что снова оказался в погребе, но тут нахлынули воспоминания. Он ойкнул и попытался встать, однако запутался в чем-то. Завизжав, словно девчонка, он упал и задергался в лихорадочных попытках освободиться, приведших, впрочем, лишь к тому, что путы стянули его еще туже.— Ну прямо бабочка в коконе, — послышалось откуда-то недовольное ворчание, и в темноте вспыхнули серебристые искры. Они рождались в странных мертвых глазах женщины и медленно плыли по пещере, освещая каждый ее уголок. Нежить же больше никакого внимания на своего пленника не обращала. Она лежала на камнях, словно на роскошной постели, с царственным величием разглядывая длинные серебристые ногти. Хотя какие ногти — самые настоящие когтищи. Такими впору только убивать.Карим затаил дыхание, молясь про себя Серебряной Леди. Впрочем, что толку с тех молитв...— Скажи, человек, — нежить посмотрела своими буркалами на мальчика, — почему ты боишься меня?Он нервно сглотнул, но решил, что ответить стоит:— Потому, что ты нежить и ты меня убьешь.— С чего ты взял? — Она приподняла единственную бровь (вторую ей заменяла странная цветная татуировка).— Что именно взял? — осмелел Карим. Очень уж человеческим, понятным было удивление женщины.— Ну, что я нежить. — Она ошарашенно переводила взгляд с мальчика на собственные руки и обратно, словно в растерянности. — И что я ем людей?— Ну так вчера Микоза пропал, лесник. Говорят, его нежить схарчила, одни кости остались, — пожаловался мальчик. Пожаловался, а потом уже подумал, что скорее всего именно в пасти этой женщины и исчезли косточки невезучего лесника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122