И колокола в тот день звонили, потому что был праздник святой Бригитты. Через час якорь пошевелился и вознесся в облака. Ну, и может ли кто из вас объяснить такое загадочное явление?
– Я могу объяснить вам это явление, хоть три раза, – запальчиво среагировал Мэлдун. – Я вам уже объяснял. На 15 градусе западной долготы…
– Ну-ну, Мэлдун, потом приведете свои научные доводы, – встрял Мерлин. – Не делайте из рождественской вечеринки ученый диспут. Вот оно, различие старшей и младшей школ: одни оставляют место в этом мире для чудес, другие же – ни в какую. Сам я как старая кочерыжка склоняюсь, конечно, к первой, но и вторая, признаюсь, бывает, прижимает к стенке.
И Мерлин, покряхтывая, ушел переодеться в одежду поприличнее.
* * *
В школе царила предрождественская суматоха и оживление. Во дворе Северной четверти разожгли круг из костров, которые Мак Кархи называл «посадочными огнями». Над стенами школы взлетали запускаемые в Кармартене фейерверки. В сумерках все собрались в зале для танцев, однако музыки не было, поэтому все просто любовались друг другом.
…Когда смиренный Сюань-цзан во второй раз выиграл у озадаченного Финтана партию в фидхелл, послышались шаги, похожие на отдаленный бой индейского барабана, закачались дубовые люстры, мигнули свечи, и в зал, чуть нагнувшись, вошла Лютгарда, которая вернулась с ФПК. Она была укутана в клетчатую шерстяную шаль, и снег лежал у нее на плечах, как на вершине горы. Лютгарда приветствовала всех басом, уселась на каменную скамью и стала развязывать башмаки. Старшие студенты с радостным гиканьем потащили эти башмаки через весь зал к камину, чтобы поставить на просушку. Младшие в благоговейном страхе столпились вокруг Лютгарды, которая немедленно раздала всем подарки: вынув из-за пазухи целую пригоршню обкатанных морем камешков – черный базальт, голубой кремень, змеевик, – она щедро рассовала их в руки ученикам, прибавив: «Гостинец из Исландии. Берите, берите, это очень вку…», – тут Лютгарда спохватилась, смутилась и поправилась: «Это на память».
В ночь накануне Рождества испокон века случается семь чудес, и не было года, чтобы они не случились. С появлением в небе первой звезды вода во всех колодцах на одну минуту превращается в вино, и нужно успеть его зачерпнуть. Поэтому когда Мерлин вбежал в зал очертя голову, младшие ученики мигом повскакали с мест.
– Марш, марш, бегом, – скомандовал Мерлин, – захватите какие-нибудь ковшики или что-нибудь, на худой конец, можно зачерпывать и рукой, только чистой, да смотрите не переусердствуйте. По преданию, это вино должно сообщать вам, бездельникам, мудрость, расторопность и не помню, что еще, но по моим личным наблюдениям, оно довольно сильно кружит голову.
Брюзжание директора никто не дослушал. В школе было три колодца, и вокруг каждого из них столпились ученики и учителя вперемешку с хлебопечками. Подошли даже каприкорны. Перегнувшись через край колодца перед домом Финтана, Ллевелис увидел, как вода темнеет до цвета вина, и почувствовал запах, как из погребов Винной башни.
– Ум-м… Да!.. Учтите, через минуту оно опять превратится в воду, – сказал Мерлин, утирая губы.
Ллевелис быстро плеснул вина себе в рот и, не теряя времени, наполнил несколько черпачков, протянутых ему хлебопечками, походную фляжку Мэлдуна и чайник скромно стоявшего в стороне и удивлявшегося Сюань-цзана. Рядом с ними святой Коллен погрузил в колодец Грааль, придерживая его за одно ухо. Рианнон, выбежавшая во двор безо всякой посуды, весело смущаясь, отхлебнула из рога Зигфрида.
Гвидион, которого чудо застало у колодца в Северной четверти, набрал вина в сложенные ладони, сделал пару глотков, вытер рот рукавом и напоил из рук подталкивавших его носами каприкорнов. Потом он огляделся и, увидев смуглого, восточного вида преподавателя медицины, имени которого он не помнил, деликатно стоявшего поодаль, взял у него из рук пиалу, наполнил и вернул, пробормотав с почтением: «Бисмилляхи ррахмани ррахим», – единственное известное ему арабское выражение, значения которого он хотя и не знал, но крепко надеялся, что оно годится для всех случаев жизни. На лице замкнутого и всегда корректного восточного медика мелькнула улыбка. Гвидион почувствовал, что допустил какую-то промашку, но не стал докапываться, в чем дело; в действительности промашка заключалась в том, что его собеседник был шумером. Мак Кехт чокнулся со Змейком какой-то лабораторной посудой. Миниатюрный доктор Итарнан свернул себе бокал из виноградного листа. В кубке Лютгарды отразилась луна и несколько незначительных созвездий.
Возле колодца в Южной четверти, как можно было предположить, царила вакханалия, душой которой был Дион Хризостом.
Мерлин потирал лоб: рождественские чудеса только начинались. Под гобеленом, изображающим похищение коров Регамны, святой Брендан в двух словах объяснял Сюань-цзану, кто такой Иисус Христос.
Стайка учеников и учениц окружила Мак Кехта.
– Доктор Диан, а вы не пойдете с нами?
– Смотря зачем, – осторожно ответил Мак Кехт.
– В ночь под Рождество на снегу расцветают синие цветы. Они указывают путь к волшебному кладу. Некоторые находят чудесное оружие, не предназначенное для войны, и все такое.
– Оружие не для войны? – переспросил Мак Кехт. – А для чего же?
– Меч, который не наносит, а исцеляет раны, – объяснила Финвен. – Пойдемте?
– Бог ты мой! А я все скальпелем, по старинке, – он улыбнулся и позволил вывести себя на лестницу. – Я плохо знаю ваши валлийские обычаи, – признался он. – Все, видимо, думают, что я их знаю, и никому в голову не приходит просветить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137