Он медленно наползал на окрестности, пожирая их… заполняя Долину Сестер от Черной речки до Ущелья Гарайи, вползая наверх по обсидиановой поверхности утесов, покрывая Военную горку, а оттуда спускаясь к Старой Чуримекке и Кузнечному кварталу.
По прошествии двух дней новорожденный город как будто пресытился сам собой — новые строения по краям его уже не вырастали, и оставшиеся улицы — булыжные, брусчатые или кирпичные — перестали превращаться в унавоженные клумбы для этого белого, податливого и вечного материала.
Уцелевшие — примерно десять тысяч бездомных и дважды по десять тысяч безработных, лишившихся своих мест в лавочках и на рынках, растворенных и поглощенных новым городом, — постепенно начинали выползать на тихие белые улицы, на широкие сверкающие магистрали… они пробирались мимо новых фонтанов, рассыпающих в воздухе искрящиеся алмазным блеском капли воды, мимо высоких, белых, с воротами и башнями стен, мимо павильонов, разместившихся на крышах огромных домов, мимо замков, немыслимо и невозможно прекрасных, — они осторожно крались по этому городу, отыскивая случайно уцелевшие вещи и уголки, некогда принадлежавшие им.
Исчезло все. Переглядываясь, уцелевшие шептали друг другу:
— Вот пожиратель душ и сказал свое слово.
Они могли только гадать об участи тех, кто не поспешил с бегством. И потому возносили хвалу богам за то, что сами они успели бежать, ибо сохранившие жизнь считали, что им повезло.
Чего они не знали, так это того, что им следует теперь делать. Может быть, постучать в огромные ворота одного из замков и потребовать возмещения за погубленный дом, пожитки, пропавшего члена семьи?
Уцелевшие собирались небольшими кучками и обсуждали возможный исход подобных попыток. В злосчастном году, когда преступный негодяй караис каждый день распевал как безумный на балконе своего дворца, посылая проклятия всем жителям города, нечего было и думать о том, чтобы добиться от тех, кто укрывался за этими белыми стенами, хоть чего-нибудь, кроме горя и боли. И потому люди небольшими группами потихоньку начали уходить из новорожденного города, так ничего и не предприняв.
А из-за ворот и стен за ними следили владетели этой новой цитадели — Драконы, наблюдали и радовались. Калимекканцы оказались пугливыми мышами, в ужасе прячущимися от кошек, которые сторожат их здесь повсюду. А жаль. Ведь каждый, посмевший протестовать, должен был стать примером тщетности подобных притязаний.
Прикасаясь к созданным магией гладким стенам, Драконы слышали, как рыдали внутри них заточенные и принесенные в жертву души. И радостно улыбались. Стенам этим, удерживаемым на месте заточенными в них душами, суждено стоять, пока не разрушится сама земля, на которой они выросли. Драконы назвали свой новый город Цитаделью Богов — в предвкушении того мига, когда они станут богами не в мечтах, а наяву.
Напротив, калимекканцы, также слышавшие жалобный плач внутри воздвигнутых Драконами стен и ощущавшие отчаянный, невыносимый ужас, терзающий тех, кого поглотили эти изящные, благородные белые стены, башни, арки и балюстрады, были подавлены и угнетены зрелищем этой раковой опухоли, выросшей в самом сердце их города. Они назвали этот город в городе Новым Адом.
Глава 41

Хасмаль лежал возле Аларисты в ее узкой постели и пытался укрыться от холодного утреннего воздуха. Солнце уже встало, и свет, проникавший в крохотное окно, золотил навощенные деревянные поверхности и… обрисовывал клубы пара, выходившие из его ноздрей. Здесь, к югу от Норостиса, в Гласбургских горах, на краю Веральных Территорий, зима в полной мере являла свой суровый нрав, и, чтобы избежать ее леденящего прикосновения, он охотно провел бы в постели весь день.
Прижавшись покрепче к Аларисте, он шепнул ей в затылок:
— Проснись, я не хочу быть один.
Вздохнув, она плотнее притиснулась к нему, но так и не проснулась. И тогда, глядя на солнечные лучи и не разжимая объятий, Хасмаль погрузился в прежние, ненавистные мысли. Эта зима пока еще принадлежала им с Аларистой… пока еще можно было спокойно заниматься любовью и радоваться времени, проведенному в обществе друг друга. Это блаженство все равно никто у них не отнимет… короткое счастье, куда более светлое, чем все испытанное им прежде.
Однако холодные, короткие дни и сладкие долгие ночи закончатся с приходом весенней распутицы, а она предвещала явление иной зимы… совсем не похожей на царящую сейчас.
Алариста и он сам не раз бросали занды , метали гадальные кости, призывали Говорящих… и окутанные клубами дыма каберры не раз погружались в транс под ритмичные удары барабанов Гиру, пытаясь отыскать хотя бы крошечный знак, предвещающий, что им все-таки удастся прожить в мире положенный им срок. Однако все предсказания свидетельствовали об одном. Драконы уже овладели Калимеккой… скоро они подгребут под себя весь мир, и никто не сможет избежать участи раба. Сила Драконов росла, а вместе с нею крепла и их жадность. Чтобы построить свой первый город, они использовали не жизни людей, но души, извлекая из них силу — словно скот, насыщающийся на лугу отборным клевером. Драконы создавали свою красоту, прикрывая ею уродливую сердцевину; власть их ширилась, им покорялись… скоро им удастся сплести чары, которые навсегда опрокинут к их ногам весь мир. А потом они закончат сооружение сложных механизмов и с их помощью станут бессмертными.
И тогда холодная зима рабства навсегда укроет своими черными сугробами Матрин.
Алариста шевельнулась, и Хасмаль покрепче обнял ее.
— Я люблю тебя, — сказал он, постаравшись хоть на время забыть о вечной зиме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116