Авелаэр завизжал от ярости. Прижав уши, он встал на дыбы, быстро работая копытами. Недрик пришпорил своего коня, но его вороной дрогнул. Скрежеща зубами, Авелаэр наскочил на более слабую лошадь, оттолкнул её. Дорога освободилась, и Ньял погнал Авелаэра с места в карьер.
Слипфит, замерев от ужаса, следил за происходящим из-за дерева. Прошло много лет с тех пор, как он видел людей, дающих выход своей жестокости, но, как и прежде, зрелище вызвало у него страх и отвращение. Эльф стоял, не шевелясь, и смотрел. Всадники собрались вокруг стонавшего Ландеса. Они подняли старого лорда и положили на несколько сложенных плащей. Некоторые помчались вдогонку за Ньялом, остальные пустились галопом назад, к Обители эйкона. Слипфиту казалось, что прошло очень много времени, прежде чем они вернулись, но уже с чародеем Фаллоном. Слипфит сразу вспомнил ту ненастную ночь под дуплистым деревом,
— Очень плохо, — сказал чародей, осмотрев раненого.
— Найдите Сину и расскажите ей, что случилось, — простонал Ландес.
— Поздно, — ответил Фаллоп. — Она уехала с великанами в Гаркинский лес. Не волнуйся, старина, она в безопасности. Кто меня тревожит, так это ты. Кто-нибудь, помогите мне сделать носилки, его нужно доставить в спокойное место и как можно скорее. Мы не можем вернуться в Обитель Эйкона. Снефид? — Фаллон повернулся к гному, который сопровождал его.
— Хорошо, возьмем его с собой, — ответил снефид.
Прошло еще какое-то время, но наконец все уехали, и дорога снова опустела. Медленно, будто забыв, что он это умеет, Слипфит присел, протянул руку и коснулся золотой монеты, лежащей у его ног — там, где обронил ее Ньял.
— Нет, я не мог бы выполнить твою просьбу, юноша-человек, — отчетливо сказал эльф. — Она уехала, ты слышал чародея.
Когда рука Слипфита коснулась золота, она едва заметно задрожала. Старые воспоминания нахлынули на эльфа. Впервые за много одиноких лет эльфийская песенка тронула его губы.
Как хороша любовь, когда она свежа,
Когда не точит нас ни злоба, ни усталость.
Но лучше всех любовь, когда о ней поют.
Как сладостна любовь, когда она прошла,
Дороже золота о ней воспоминанья.
Но лучше всех любовь, когда она дерзка.
Мурлыча себе под нос, он поднял золотую монету, взвесил ее в руке.
— Я буду твоим другом, Ньял из Кровелла, — сказал он наконец сам себе. — Я найду твою даму и передам ей твой рассказ.
Глава 22
Дождь перестал лить, но в воздухе повисла холодная морось. Великаны, пикси и эльфы приготовились покинуть Обитель Эйкона. Кочевые пикси, привыкшие жить под открытым небом при любой погоде, закутались в шкуры шалков и шерстяные полотнища, завернули свои луки и стрелы в куски кожи. Мейга была просто великолепна в плаще до пят из волчьей шкуры. Непромокаемый плащ клубился за спиной мейги, как серая тучка. Королевские мужья надели щегольские береты и короткие накидки из меха ласки. Великаны полагались на свою собственную шерсть. Дрожа больше от страшных предчувствий, чем от холода, Сина завернулась в тяжелый коричневый плащ. Нехитрый скарб она несла в мешке. На ногах у девушки были ее лучшие ботинки — легкие и теплые, подарок исцеленного Синой эльфа.
Руф был очень слаб. Сина укрыла его попоной и непромокаемой шкурой шалка, которую больному дал Финн Дарга. Почетная Великанская Стража вызвалась нести гнома на носилках.
На черных стенах Обители Эйкона выстроились бдительные гвардейцы. Они молча смотрели, как процессия покидает стоянку, где лежал разбитый Камень. В нескольких милях от замка караван свернул с торной дороги в Гаркинский лес. Финн Дарга быстро и уверенно шагал впереди, великаны на единорогах замыкали строй. Снова, как каких-то три дня назад, когда она ехала в Обитель, Сина сидела верхом на единороге позади одного из великанов Почетной Стражи. Слева простиралось море, похожее на огромное серое чудовище, позади высился замок — темный и зловещий. Его черные башни уходили в рваные тучи.
Чем глубже в лес, тем выше становились деревья. Хвойные, буйно растущие вблизи побережья, сменились массивными буками, дубами и ореховыми деревьями. Обычно листва тут вырастала настолько густой, что заслоняла землю от солнца и пышные папоротники ложились под ноги мягким ковром. Но этой бесконечной весной ни один листок не украсил огромные ветви, и ветер беспрепятственно носился по голым рощам. Под ногами хлюпало, каждый путник шел сам по себе, погруженный в собственные мысли. Только эльфийских мужей объединяла их песня — ритмичная, размеренная, прославляющая более спокойные времена.
Привала на обед не делали. Финн продолжал уверенно шагать вперед, наклонив голову и внимательно прислушиваясь к своим разведчикам-пикси, которые общались с ним звуками, похожими на птичий свист и чириканье.
За час до захода солнца караван остановился в узкой горной лощине, чтобы разбить лагерь на ночь. Великаны привязали своих ездовых животных и быстро сгребли в кучу хворост и накормили единорогов. Ур Логга достал из седельной сумы палочки для разведения огня, тщательно завернутые в широкие листья гамбрина. Сев на корточки в окружении Почетной Стражи, заслонившей его от ветра своими широкими плечами, великанский король выдернул немного растопки из специального мешочка, который всегда висел у него на шее, и начал вертеть палочку между пальцами.
Финн Дарга протолкался через строй торжественных великанов.
— Кто так разводит огонь, ваше величество! — воскликнул он, вытаскивая короткий стальной кинжал из ножен на бедре. — У меня есть кремень.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, но таков великанский обычай, — прошептал Ур Логга, но Финн уже ударил кремнем по стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124