– Нет, нет, нет! – зарыдал он и прижался к ногам женщины.
Губы мальчика двигались одновременно с ее губами, тело содрогалось от рыданий.
– Два разума, – повторил Трэвен. Испытывая понимание и отвращение одновременно, он протянул руку, схватил женщину за лицо, почувствовал, как кожа поддается под его пальцами, и потянул. Лицо оказалось у него в руке.
Внезапно выросший Эрл Брэндстеттер поднял голову и посмотрел вверх на лицо и плечи своего двойника, вырвавшегося из тонкой кожи существа, только что казавшегося его матерью.
– Твое подсознание, – сказал Трэвен. – Твое подсознание создавало образ матери, когда ты появлялся здесь. Ты обманывал себя.
Выпрямившись, Брэндстеттер уставился диким взглядом на фотографии, висевшие на стенах. Изображение матери исчезло с них. Он видел только себя в роли соблазнителя и соблазненного. Плакат на двери шкафа изображал теперь Эрла Брэндстеттера в платье Мэрилин
Монро.
– Убей его! – крикнул двойник Брэндстеттера, пытаясь натянуть на себя разорванную кожу. Голос был женский.
Губы Брэндстеттера двигались вместе с губами двойника. Он бросился на Трэвена.
– Ты убил ее! – Громкий вопль вернул их в материальный мир.
Трэвен почувствовал боль от боевого ножа, пробившего кевларовую броню и глубоко вонзившегося ему в грудь. Лишь теперь он понял, что снова находится в своей квартире. Тяжелое тело Брэндстеттера навалилось на него. Трэвен не мог дышать. Коммуникационный микрокристалл бездействовал.
– Мерзавец! – почти бессвязно кричал Брэндстеттер. – Ты убил ее! Ты убил ее!
Опершись об пол, Трэвен сбросил его с себя и сумел наконец вздохнуть. Нож снова врезался в него, проведя на этот раз длинную кровоточащую линию над кевларовым бронежилетом. Трэвен почувствовал, как по груди потекла кровь. Он увидел, что Брэндстеттер замахнулся снова, и сумел увернуться от стремительно опускающегося лезвия. Трэвен не мог нащупать пистолет, потерянный им в темноте, но запасной по-прежнему находился в кобуре, пристегнутой к лодыжке. Если бы только ему удалось дотянуться до него…
Брэндстеттер продолжал кричать. Слова звучали неразборчиво.
Трэвен почувствовал себя израненным, слабым и одиноким. Даже если бы у его противника не было ножа, детектив уступал ему в росте, весе и физической силе. Он парировал очередной удар и услышал, как треснула кость кисти, подставленной им под опускающуюся руку Брэндстеттера. Боль ослабила его еще больше. Трэвен сумел перекатиться на бок, встал, опираясь на раненую ногу, и нанес удар здоровой ногой в голову противника. Острая боль пронзила ступню.
С воплем боли и ярости Брэндстеттер снова бросился на него.
Трэвену удалось отразить предплечьем левой руки удар ножа, он тут же сделал шаг вперед, уклонился от повторного удара и ударил Брэндстеттера в лицо открытой ладонью. Он почувствовал, как хрустнул нос противника и хлынула кровь, обрызгавшая руку. Брэндстеттер отшатнулся назад и заревел, подобно раненому зверю, затем снова обрушился на Трэвена, сбил его с ног и впился зубами в шею.
Борьба продолжалась словно в тумане. Наконец Трэвену удалось дотянуться пальцами до рукоятки пистолета на лодыжке, но он тут же ощутил удар ножа. Детектив чувствовал, что быстро слабеет. Левой рукой он схватил противника за рубашку на груди, пальцы соскользнули и задержались на застежке кевларового бронежилета. Трэвен инстинктивно потянул за нее, и бронежилет расстегнулся с резким скрежетом. Пытаясь забыть о боли, уже теряя сознание, он сумел вытащить пистолет, упереться дулом в щель, образовавшуюся на груди Брэндстеттера между двумя половинками бронежилета, и нажать на спусковой крючок. Первая пуля сотрясла огромное тело противника, но Брэндстеттер не отпускал Трэвена, продолжая колоть его ножом.
Последнее, что запомнил Трэвен, было щелканье курка разряженного пистолета.
49
Трэвен пришел в себя в больничной палате. Он открыл глаза и тут же закрыл их, ослепленный ярким светом ламп, отражающимся от белых стен. Похоже, был день, но так ли это, Трэвен не знал. В палате не было окон. Он хрипло дышал, и у него болело горло. Только теперь он заметил, что через ноздрю в горло пропущена трубка. Банка с жидкостью для внутреннего вливания висела над головой, и у стены виднелся ряд экранов мониторов. Трэвен повернул голову и тут же закрыл глаза от резкого приступа боли.
Мужчина в белом халате и со стерильной маской на лице вошел в палату. В одной руке он держал микрорекордер и считывал данные с экранов. Он посмотрел на Трэвена усталыми карими глазами:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хуже, чем когда-либо в жизни, – честно признался Трэвен. Говорить с трубкой в горле было трудно.
– И все-таки ты остался с нами, – заметил врач. – На операционном столе у тебя пару раз наступала клиническая смерть. Но я – чертовски хороший хирург. – Вокруг глаз появились морщинки, и Трэвен понял, что под стерильной маской доктор улыбается. – Разумеется, помогло и то, что мы оба оказались на редкость упрямыми.
– Где я?
– В Парклэнд Мемориэл. Меня зовут доктор Тодд. Трэвен попытался улыбнуться, и оказалось, что это возможно.
– Я пожал бы вам руку, но, боюсь, у меня что-нибудь отвалится.
Вокруг глаз снова появились морщинки.
– Не беспокойся, все наиболее важные части тела мы пришили на место.
Трэвен кивнул и тут же пожалел об этом – трубка в носу повернулась.
– И все-таки, как у меня дела? – Он почувствовал страх, едва задал вопрос.
Врач посветил ему в глаза фонариком.
– Выздоравливаешь, Мик, выздоравливаешь. У тебя не будет никаких серьезных последствий, мешающих вести нормальную жизнь, но придется некоторое время побыть у нас в больнице, чтобы окончательно восстановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123