Он обратил внимание, как круто изогнута траектория снаряда. Чистый промах, недолет около двадцати ярдов. Пристреливаются.
А воины клана уже почти дошли до позиции – Темрай мог теперь подробней разглядеть стоящих на стенах. Теоретически у защитников имелось преимущество в дальнобойности, поскольку им предстояло стрелять сверху вниз, но Темрай знал, какие луки у горожан: длинные, цельные, вырезанные из одного куска дерева – совсем непохожие на короткие и сильно выгнутые составные луки кочевников. Их более удачный угол стрельбы относительно уравновешивался лучшей конструкцией оружия, которым владели в клане. Точно так же то, что в городе обычно пользовались чересчур тяжелыми для точного попадания в цель стрелами, возмещалось недосушенными древками и неровным оперением, которыми пришлось довольствоваться людям Темрая. Будто кто-то специально постарался уравнять возможности: у нас больше людей – у них защита стен и лучшие доспехи, им в глаза бьет солнце – нам в лицо дует ветер, мы пришли в своем праве – они защищают свои дома и семьи. Какая четко продуманная получается война…
На пристрелку у городской артиллерии ушло не много времени. Первый точный залп пробил в шеренге лучников бреши – ясные, как следы на свежем снегу. Темрай приказал остановиться и стал командовать: стрелы на тетивы, натягивай, целься, пли, снова то же самое, ровно, монотонно, без перерывов. Сам он стрелял тоже, в такт собственным словам, и надеялся, что верно вычислил угол.
При стрельбе на наибольшую дальность надлежит поднять наконечник приблизительно на дюйм выше мишени, а в сторону, как если цель вблизи, не сводить вовсе.
Усилий хватало, чтобы отвлечься от происходящего вокруг. Когда натягиваешь лук, левой рукой как бы толкаешь от себя рукоять, правой тянешь тетиву до тех пор, пока не почувствуешь, будто лопатки вот-вот тронут друг друга. Голову держишь ровно, ждешь, чтобы тетива коснулась носа и губ, а ладонь тыльной стороной прижалась к подбородку. По команде «пли» расслабляешь скрюченные пальцы, чтобы тетива шла беспрепятственно. После выстрела стоишь так еще миг, пока ударит сердце, потом позволяешь руке опуститься на колчан и нащупать хвостовик следующей стрелы. И самое главное: взгляд направлен на цель, а не на лук, смотришь в даль, на ту точку, где твой труд обретает смысл.
Там, на стене, стрелы будут литься как дождь – безымянные, ничьи. Это совсем не так, как пронзать плоть клинком, насаживать врага на острие. Двести ярдов расстояния – и кажется, будто идут большие игры, а не то – спектакль, и те, на стене, одновременно и мишени, и зрители. Похоронные игры. Вот забава – наблюдать, как тебя самого хоронят.
Первый колчан опустел. Темрай огляделся и увидел, что вверх по склону бегут носильщики, по-ежиному переваливаясь под тяжким грузом остроконечной щетины. Еще двадцать тысяч стрел. Хватит, чтобы война продлилась еще целую минуту.
Участники и зрители… Темрай вспомнил, как в городе проходят судебные заседания. Пару раз ему случилось на них присутствовать (он сидел так далеко, что не мог даже различить лица адвокатов), и юноша счел, что это не худший способ разрешать возникающие противоречия. С другой стороны, приговор, вынесенный войной, не подлежит обжалованию.
Лучник, стоявший рядом с ним, выронил оружие и рухнул на подогнувшиеся колени. Из груди у него торчала стрела. Он рвал пробитые легкие, не понимая, почему вдыхает – а все равно кашляет; повернулся к Темраю, как подданный к господину – и открыл рот, но ничего не сказал, только по губам потекла кровь. Тот не успел ему ничего ответить. Лучник упал лицом вниз, чуть набок из-за стрелы. Потом кто-то подал Темраю пучок стрел, он неуклюже пихнул их в колчан, путаясь наконечниками в оперении тех, что там оставались.
«Одним богам ведомо, что у нас выходит. То стена пуста, то опять из-за нее торчат головы».
Спина и правая рука начинали ныть, и каждый раз, как Темрай спускал тетиву, она билась о левое предплечье в одном и том же месте; Темрай морщился. Стрелы в колчане вдруг кончились, Темрай шагнул вперед – собрать вражеские (они длинней и жестче наших, оперение гусиное и павлинье, наконечники узкие, треугольные – такие лучше всего пробивают латы). Когда он наклонился, на место, где он только что стоял, рухнул камень. На тыльную сторону ладони упала капля дождя.
– Только этого нам не хватало, – простонал Теофил Льютес, капитан лучников восточной стены. – Сырые тетивы, мокрое оперение, луки от влажности ломаются за милое дело. – Он кивком подозвал человека, стоявшего слева от него. – Отправь вдоль шеренги посыльных, вели, чтобы живо натирали тетивы носком, пока не полило. Хотя все равно они ни хрена не сделают. Только и мечтают, чтобы поскорей распулять все мои стрелы да головы сложить.
Вскоре капли дождя застучали по парапетам стены, покатились по шлемам за шивороты лучников. Кожаные перчатки становились от воды липкими, а рукояти луков – скользкими. Лордан натянул поверх шлема капюшон и втиснулся под раму катапульты. дождь на войне такой же, как в мирное время, только дурак будет мокнуть, если можно остаться сухим.
А война развернулась – конца-краю не видать. И проблемы остались те же, что и вчера: враги растянуты по всей равнине, а его люди скучены в одном месте. От зубцов стены толку не много: стрелы летят навесом, под косым углом, как дождь в ветреный день. Кое у кого из плеч торчат по два-три древка – широкие наконечники варварских стрел пробили кольчужное плетение, но застряли в толстых поддоспешниках из подбитой кожи; люди продолжали стрелять, не тратя времени на то, чтобы выдергивать вражеские подарки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163