Противник действовал на удивление слаженно и дисциплинированно: так что сомнений не оставалось: ловушка готовилась тщательно. Через несколько минут окружение было успешно завершено. Между тем по дороге уже поднималось подкрепление, ведомое Йордекаем, тем самым недавним гостем, человеком, так услужливо открывшим ворота. Появление подкрепления означало, что пикейщики, успевшие проникнуть на нижний уровень, либо изгнаны, либо перебиты.
Вот тебе и ощущение исторической симметрии, подумал Бардас, похоже, я все-таки получу то, чего давно хотел.
Запястья и предплечья болели от напряжения, а пот, стекавший из-под шлема, заливал глаза. Бардас зажмурился.
Ну, что мне теперь делать?
Но никто не ответил. От брошенного и угасающего костра доносился запах кориандра.
Вот уж не думал, что все будет так плохо, в который уже раз повторял про себя Темрай, прячась за спины окружавших его людей. Мне казалось, победа дастся куда проще. Но стоило ему показаться…
Усилием воли он заставил себя прогнать стоящий перед глазами жуткий образ Бардаса Лордана. Темрай не был уверен, что человек, с ног до головы закованный в доспехи, держащий в руке меч с непривычно широким клинком, и есть его давний заклятый враг, но уверенность это одно, а знание – совсем другое. Он знал, и сил его хватило только на то, чтобы не обмочиться.
– Где Силдокай? – спросил вождь.
– С резервом, – ответили ему. – Наступлением руководит Йордекай. Как только мы введем в действие резерв, все будет кончено. Они покажутся между молотом и наковальней.
При чем тут молот и наковальня?— удивился Темрай. У него что-то произошло с головой, мысли путались, ускользали, наезжали одна на другую…
– Хорошо, – сказал он. – Это очень хорошо, а что у них на нижнем уровне? И еще… э… Есть известия от Голлокая? Как там у него?
– Судя по последнему сообщению, все под контролем. – Темрай не знал, кто отвечает ему, и не узнавал голос. – Все остальные вернулись в лагерь, так что деться им абсолютно некуда. Вопрос лишь во времени.
Темрай поежился, ему стало холодно.
– Постарайтесь не затягивать, – сказал он. – И в любом случае возьмите его, понятно?
– Конечно. Взять живым?
– Ну уж нет. Только мертвым. И убедитесь, что он мертв. Прежде чем я подойду к нему, я хочу знать, что вы отрубили ему голову.
Кто-то рассмеялся, посчитав слова вождя удачной шуткой. Знавшие Темрая лучше промолчали.
– Кстати, – сказал человек, стоявший слева от вождя, чье имя тоже выпало у Темрая из памяти. – Тот парень, который пытался прорваться с алебардой, знаете, кто это был? – Никто ему не ответил, и человек продолжал: – Я его узнал, это племянник Лордана. Помните, он был у нас перед началом войны со старшим, колдуном.
– Да никакой он не племянник, – возразил кто-то. – Я вообще думаю, что никакие они не родственники.
– Теудас Морозин, – сказал Темрай.
– Точно, это он. Но парень мертв, мертвее не бывает.
– Отлично. – Темрай вздохнул. – А теперь уведите меня отсюда.
Кольцо стягивалось, темная, плотная масса медленно, осторожно надвигалась, то и дело из нее, как молнии из тучи, выскакивали копья, целясь в зазоры между доспехами – на локтях, между воротником и нагрудником, между воротником и шлемом, в подмышечную впадину, во внутреннюю сторону бедра. Со своей стороны, алебардщики сражались упорно и методично – молот проверяет наковальню, но и наковальня проверяет молот, – круша шлемы, дробя кости и перебивая кровеносные сосуды под апробированной кожей кольчуги.
Но кольцо имело преимущество движения, воины Темрая наступали, перешагивая через убитых и раненых, словно накатывающий на берег морской прилив; топоры и булавы раскалывали шлемы и доспехи, как дрозды раскалывают раковины улиток или гости на званом обеде вскрывают устриц. Будь жив Анакс, он смог бы пересказать историю сражения по одному лишь звуку: чистый звон клинка, встретившегося с доброй броней: глухой щелчок поддавшейся, не выдержавшей напряжения стали, мягкий хруст кости. Бой шел теперь преимущественно в темноте: солдаты Империи дрались спиной к огню костров, закрывая свет. Да и зачем он нужен, если враг со всех сторон, на расстоянии копья.
Когда кольцо замкнулось – галерея обвалилась, – Бардас понял, что должен прорываться в одиночку. Шлем давно свалился, доспехи разболтались из-за ослабших ремней и сорванных заклепок и провисли, как перезрелые фрукты на согнувшихся ветвях деревьев. Правая рукавица пришла в полную негодность, и Бардас избавился от нее при первом удобном случае. Рядом, по бокам и за спиной, падали один за другим люди: но он еще справлялся, отбивая сыплющиеся со всех сторон удары, уклоняясь и отпрыгивая, делая выпады и рубя, орудуя мечом с ловкостью и быстротой повара, готовящего к пиру сразу несколько блюд.
Все было почти как в прежние времена, когда драться приходилось в темноте, это была такая же работа, тяжелая, однообразная и утомительная, как в подземной галерее, где нужно было пробиваться через слежавшуюся глину. Только звуки и запахи оказались другими: их было слишком много, и ему не всегда удавалось ориентироваться в них. Бардас ощущал сладкий аромат крови и пикантный запах стали; резкий, густой чеснока и кориандра, срывающийся с последним вздохом с губ умирающего. Он слышал всю музыку Империи, переложенную на инструменты Пробирной палаты. Прямо перед ним возник человек в старомодном шлеме из четырех пластин, скрепленных ремнями. Отбив его копье, Бардас ударил противника в висок, но в самом звучании Гюэлэна появилась фальшивая нотка. Он услышал фальшь, но не успел ничего предпринять, вынужденный отбить летящую в лицо алебарду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182