Отринь закон людей во имя закона Добра!
— Ты кончил? — спросил Тамменмирт, — Прекрасно! А теперь послушай! Слушайте жители Амтасы! Этот человек хочет, чтобы все преступники были отпущены с миром и продолжали свои гнусные дела, а мы бы утешались сознанием собственной доброты и смирения. Так вот, что я на это скажу. Кто сказал, что месть недостойна человека? Месть именно человеку-то и присуща. Кто видел, чтобы животные друг другу мстили? Увиливая от мести, мы сваливаем на богов нашу грязную работу по установлению равновесия и порядка в мире. Ибо не Добро поддерживает мир, а равновесие начал. Месть — не порок, а долг наш по установлению гармонии между людьми. А закон есть разумная мера мести. И ещё! Я правлю городом не первый год и кое-что в этом деле понимаю. Если не мстит закон, то мстят сами люди. И вот тогда их неподзаконная месть становится дикой и неумеренной, а к закону перестают относиться всерьёз. Такова человеческая природа, сколько бы вы не твердили о том, каким должен быть человек. Да и кто дал вам знать каким он должен быть? Живите так, как нашептал вам на ухо ваш добрый бог, если вам так хочется. Но не посягайте на людской закон, поддерживающий в мире равновесие. Смирение, говоришь! Смирение — это утешение бессильных, а кротость — облагороженная слабость! Если смиренно относиться к врагам, то и дня не проживёшь! Если волки будут смиренны, то перемрут с голоду, а зайцы заполнят весь мир. Может ваш добрый бог именно этого и хочет? И думал ли о добре и зле тот, кто устраивал законы для волков и зайцев? А? Что скажешь?
Юноша пытался что-то возразить, но его голос был заглушён смехом и презрительным гомоном толпы.
— Так вот! — продолжал правитель. — Я не принимаю твоей жертвы. За тобой нет никакой вины, кроме безмерной самонадеянности и нахальства. Поэтому наказывать тебя особенно не за что. Особенно сегодня. Но ваша община мне поднадоела. Без вас хватает умников в Амтасе! С этого дня я запрещаю адептам вашей веры показываться в городе и смущать людей прекраснодушной болтовнёй. — Эй, — обратился он к стражникам, — проводите этого молодого человека до ворот и чтобы я его в городе больше не видел!
— Мне жаль тебя правитель! Твоей душой завладели демоны зла! — продолжал выкрикивать юноша, пока стражники тащили его прочь.
— Жаль ему меня! Вы слышали? Каков нахал! — негромко хмыкнул Тамменмирт, садясь на место и вытирая разгорячённое лицо бархатным полотенцем, которое не замедлил подать слуга.
— Кто это? — спросил Сфагам.
— Так…Одна новая секта. Развелось их последнее время… Их называют двуединщиками. У них своя вера… Пришли из южных провинций и проповедуют очень странное учение. Сначала их было совсем мало, но народ за ними идёт. Я слышал, к ним даже иногда присоединяются богатые люди и высокие чиновники. Чем-то они людей цепляют… Но я их не люблю. Есть в них нечто такое… сам не пойму…Что-то происходит в мире. Что-то тревожное…
— Старые боги состарились и вот-вот умрут. А они пришли претендовать на их наследство. Я видел много разных общин со своей верой. Наши братья часто вступали с ними в диспуты. Я остерегаюсь верить людям, которые доподлинно знают как надо жить. Но за этими стоит скрытая сила. Пока скрытая… Я это вижу. Мой тебе совет, хоть ты и выгнал их из города, не оставляй их без внимания. Не знаю какой новый мир они способны построить, но разрушить старый у них сил, пожалуй, хватит.
Правитель многозначительно кивнул.
В это время снизу поднялась волна восторженного гула. Подручные палача, внимая его дирижирующим жестам, медленно поднимали над помостом посаженную на кол Аланкору. Та нелепо дёргалась, неистово мотая головой, издавая мычания и сдавленные горловые звуки, глухо вырывающиеся из завязанного рта.
— Он спутал нить моих мысленных раздумий! Этот зануда… — палач виновато развёл руками перед публикой.
— Всем видно? — крикнул он показывая рукой вверх, где на вершине шеста продолжала дёргаться бывшая правительница города. — Вот так!
Толпа ответила волной восторженных голосов.
— А этого всем видно? — Фриккел подскочил к привязанному к столбу детине.
Новая ревущая волна прокатилась по площади.
В руке палача появился длинный кривой кинжал. Поиграв им в руках, он вновь напустил на себя глубокомысленный вид и сделал шаг к в сторону публики.
— О сколь паскуден человек, что бесу, сколь не лезь из кожи, его в паскудстве не догнать и не состроить этой…
— Рожи! — прохохотала толпа.
Развернувшись в прыжке Фриккел молниеносно полоснул лезвием по плечу привязанного. Зрители вскрикнули. Детина даже сразу не понял, что произошло и мутным взглядом уставился на красное пятно густо поплывшее по одежде.
— Затихло эхо от собаки, но след верблюда не остыл, а вид бессовестного вора всё также мерзок и постыл!
Последовал новый прыжок, но на этот раз остриё лишь слегка чиркнуло по одежде. Детина в ужасе дёрнулся и чан со смолой над его головой зловеще покачнулся. Палач шутливо погрозил ему кулаком и медленно отошёл на пару шагов, но вдруг мгновенно совершил прыжок обратно и на груди и животе казнимого пролегла длинная кровавая полоса. Звуки барабана стали громче и ритм их усложнился. Игра палача с публикой продолжалась. С каждым новым ударом рёв публики становился громче и иступлённее. Гембра смотрела на это представление широко открытыми от возбуждения и азарта глазами. Но где-то в глубине сознания время от времени всплывала мысль о том насколько ей повезло вчера в подвале. Ламисса сначала то и дело в ужасе прятала голову за плечо Кинвинда, но потом, будто непонятная сила пробила барьер страха и сострадания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116