!!» — скрипнул зубами Степан. Холодная, безжалостная сука! Препарирует его как лягушку и, кажется, даже не догадывается о том, что унижает его. Ах да! О чем это он?! Как можно обидеть необузданного, грубого и, ох, простите, чрезвычайно сексуального?! Он уже природой обижен. Он же грубый, не их вкуса и не их уровня. И нужно очень низко пасть, чтобы такой вот мог понравиться. О-оо-х и сука…
— А вы не распутны, Танечка? — Степан нарочно перегнулся к ней через стол, с силой схватил ее нежную бледную лапку с нежно-розовыми коготками и с той самой хрипотцой в голосе, что мгновенно укладывала девок на обе лопатки, спросил:
— А вдруг вы захотите иметь со мной секс, дорогая? Грубый, необузданный, с криками, стонами, а? Вдруг?! Вы стонете, когда кончаете, Танечка?! Наше трудовое соглашение подразумевает подобное откровение. Вдруг ваш муж меня захочет проверить, а я проколюсь на каких-то мелочах. Так как, стонете, когда кончаете?
Он распял ее уже одним тем, что дотронулся до ее руки. А уж эти его вопросики были еще парочкой гвоздей в ее изнеженную холеную плоть. Она была в ужасе, он это видел. Сидела, остолбенев, и смотрела на него остановившимися глазами.
— Что кончаю? — вдруг спросила она с глупой нервной улыбкой. — Вы имеете в виду оргазм? Да?
— Его, его я имею в виду, — закивал Степан, вовсю ощупывая ее взглядом. — Так как, стонете?
— Нет.
— Что так? Разве ваш, как его там…
— Санечка, — подсказала раскрасневшаяся Верещагина.
— Ваш Санечка вас не удовлетворял?
— Нет, все было в порядке, — невнятно ответила она, наверняка не имея истинного представления о том, как это должно быть в порядке. — Просто… Просто Иришка спала в соседней комнате. Она очень чуткая… Приходилось осторожничать.
Она готова была провалиться сквозь землю под его насмешливым цепким взглядом, что моментально содрал с нее всю одежду. Провалиться и никогда больше не ступать по земле. Но… Но отступать было поздно. Если решилась, проворочавшись две ночи без сна, чего же теперь — отступать?
— Ага! Так значит… Ну, ну… — Степан отлепил свои пальцы от ее руки и откинулся на спинку стула. Помолчал какое-то время, глядя на нее тяжело и недобро, а потом спросил:
— Вы хоть понимаете, что уже низко пали?
— Как это? — Ее голубые глаза снова наполнились слезами, сделавшись похожими на две огромные тронутые солнцем льдинки. — Почему?
— Потому что, черт побери, вы делаете непристойное предложение совершенно незнакомому мужчине! — фыркнул Степан и полез в карман за бумажником, пора было расплачиваться и кончать этот фарс. — А если я вор! Или маньяк! Или… Да мало ли кем я могу быть?! Кто надоумил вас, хотел бы я знать! Извините, но вы просто дура!
— П-п-простите, ради бога. — Верещагина позволила двум крохотным слезинкам скатиться по щекам и тут же поспешила улыбнуться. — Это и в самом деле была глупая затея. Простите.
Она чрезмерно грациозно поднялась из-за стола, не потому, что хотела произвести впечатление, а просто потому, что по-другому не умела, Степан был в этом уверен. И не менее грациозно поплыла по залу к выходу.
Очень высокая. Очень красивая. Очень гордая. И очень несчастная.
Мужчины оглядывались ей вслед. Потом переводили взгляд на Степана и тут же непонимающе хмыкали. По их понятиям, упускать такую шикарную женщину было большой ошибкой. Они даже не подозревали, глупцы, что попытаться ее удерживать было ошибкой куда более серьезной.
Пускай катится, решил он тогда для себя. Быстро расплатился по счету, взял с соседнего стула барсетку и через пару минут уже усаживался в свой любимый, выхоленный «Фольксваген».
Когда же он снова наткнулся на нее взглядом? Так, так, так… Дал бы бог памяти…
Нет, когда выезжал со стоянки, он ее еще не видел. Как оказалось впоследствии, она копалась с замком багажника своей пижонистой «Мазды» и не смотрела по сторонам.
А вот когда?.. Точно! Вспомнил! Она попросила помощи у какого-то хмыря, что отирался неподалеку, и начала смотреть на него так же, как только что смотрела на него: оценивающе и примеряя на себя. Вот тогда-то она и попала в обзор зеркала его машины.
Степан тогда, помнится, притормозил и понаблюдал.
Кажется, Татьяна Верещагина и не думала отказываться от своей глупой затеи. Интересно, что это за парень? Очередная жертва? По всей видимости, так оно и было. Верещагина глядела на собеседника холодно, с плохо скрываемым расчетом и что-то говорила и говорила ему, едва шевеля губами. А парень… Парень, кажется, оказался более сговорчивым. Он то и дело согласно кивал, призывно улыбался и косился на ее машину.
Вот ведь дура! Степан разозлился на нее тогда смертельно. Просто сам не знал, как удержался и не вылез из машины и не начал трясти эту холодную, белобрысую куклу. Сдержался, наверное, потому что был трезвый. Вот если бы чуть принял в кафе, то построил бы ее непременно. А вместо этого…
Вместо этого Степан опустил стекло своей машины. Посигналил пару раз и, не дождавшись внимания с ее стороны, гаркнул на всю стоянку:
— Танька! Верещагина! А ну иди сюда!
Ее собеседник от его рева вздрогнул, как от пушечного выстрела. Вжал голову в плечи и бочком, бочком растворился за пузатыми иномарками. Верещагина оторопело вертела головой по сторонам и не знала, что ей предпринять. Бежать, догонять несостоявшегося кавалера было глупо. Идти на зов, прозвучавший в столь грубой форме… Она пошла. Быстренько так, виновато.
— Вы мне? — проговорила она с достоинством, когда подошла к его «фольцу».
— А здесь есть еще Верещагина Татьяна? Или то, что от тебя сейчас с такой прытью упрыгало, она и есть? — Он просто сочился сарказмом и не думал этого скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14