); и его мужественная неповторимая красота, красота, знающая себе цену. Он потому и говорил Рите сейчас эти отвратительные вещи. Он знал, что она все проглотит. Он не мог знать одного…
Он был вне ее биополя. Не ее поля ягода. И не ее сук, на котором ей не сидеть. И не ее мечта, которую ей не прожить.
Не ее, не ее, не ее…
А чей же он, господи, чей?! Кому предназначено такое совершенство?! От Зиночки, грациозной, красивой, ухоженной, он тоже отказался. Отказался и ничуть не жалеет, а даже радуется, словно свалил с плеч непосильную ношу. Или старательно делает вид?..
— Ритуля, высадимся? — Нос лодки замер в трех метрах от противоположного причалу берега. — Побродим?
Почему нет? Она побродит, раз того требует дело. Что именно подсказывало ей, будто не все так безоблачно, как кажется, Рита не знала. Но что-то подсказывало. Что-то бередило и дергало, а не пойти на поводу у таких тревожных симптомов она не могла. Не была бы она тогда Жуковой Маргаритой Николаевной…
Лодка с глухим стуком ударилась о крутой берег. Эдик выбрался, нацепил веревочную петлю на железный штырь, торчащий из земли, и протянул Рите руку.
Она послушно сошла следом за ним на берег и без лишних слов безропотно двинулась в сторону темнеющей полосы молодых елок. Смысла не было… наверное. Совсем не было смысла продолжать то, чему не могло быть продолжения. Но ей вдруг сделалось интересно. Вот родился в ее душе такой противный, злобный интерес: а что же дальше?..
И она шла, влекомая им, следом за Кораблевым.
Почти не слушала, о чем тот распинается, а просто шла.
Остановились они внезапно. Сначала остановился Эдик, потом Рита.
— Хорошо тут как, тихо, — проговорил он, стоя к ней спиной. — И нет никого. Как будто мы в другом, вымышленном мире…
И он повернулся к ней. Повернулся и шагнул навстречу. Рита не сделала ни единой попытки помочь ему. Стояла и просто наблюдала. Наблюдала за тем, как он поднимает руки, легонько трогает ее волосы, улыбается чему-то с нежностью, и тянется к ней с поцелуем.
Так странно все это было… Для нее странно. Почти незнакомый мужчина, бывший для нее еще вчера мечтой, а сегодня дьявольским искушением, целует ее. Целует с нежностью и трепетом, а с ней ровным счетом ничего не происходит. Это казалось Рите каким-то не правильным. Даже от поцелуев бывшего соседа Пирогова в ее груди сладко что-то сжималось, а тут совсем ничего.
Рита, стоя вплотную к Кораблеву с запрокинутой головой, тихонько приоткрыла глаза. Глаза Эдика были плотно сомкнуты. Темные жесткие волосы разметались над вспотевшим лбом. Острые верхушки молодых елок венчали картину, а надо всем этим распласталось голубое бездонное небо. Такое чистое, такое прозрачное, что не захочешь, а вспомнишь классический Аустерлиц…
Рита не вспомнила.
Она смотрела на расплывшийся след, оставленный самолетом, и тихонечко недоумевала. С какой стати этот самый след не будит в ее душе ничего трогательного и простого. Не кажется вспорхнувшим пухом одуванчика, к примеру. А все больше напоминает размытое очертание коровьего позвоночника. Тьфу, гадость какая!
Анька бы сейчас укоризненно сказала: «Вот, вот, а то придумала — мужчина из мечты, это же не про тебя…»
Наверное, не про нее. Разве можно было тогда предаваться откровенному цинизму в объятиях этого самого мужчины из мечты? Хотя… Хотя, с другой стороны, крохотная доля задорного, здорового цинизма нужна как раз с такими мужчинами. Мужчинами из мечты…

Глава 3

В доме сделалось тихо…
В его огромном доме сделалось так тихо, что, казалось, все часы остановились, все звуки умерли.
Только что возилась в постели Настя, тихонько всхлипывая о чем-то во сне. Методично молотил маятник огромных напольных часов в холле и где-то в котельной тихо урчал водонагреватель. И тут же сразу все стихло. Правильнее сказать, не вдруг и не сразу. Сначала раздался телефонный звонок. Негромкий, вкрадчивый телефонный звонок, перевернувший все мгновенно с ног на голову…
Роман Иванович Баловнев выбросил руку вправо, нашарил аппарат, стащил с него трубку и, стараясь не потревожить Настю, хрипло прошептал:
— Да!
— Спишь, паскуда. — Это был не вопрос, это было утверждение, сопровождаемое довольным хмыканьем. — Ну, ну, поспи пока… Пока она еще жива и дышит…
Роман проснулся мгновенно. Он не ожидал услышать ничего подобного. И голос этот был ему незнаком, и ситуация, мало сказать, отдавала драматичностью, она показалась ему зловещей. А ведь этого быть не должно! Не должно, хоть убейся!
В его жизни все безоблачно. В его жизни все хорошо. В его жизни все основательно… Это стало его девизом, ему он следовал, и тот никогда его не подводил. И тут вдруг такой звонок.
Осторожно выбравшись из-под одеяла, Роман на цыпочках пересек огромную спальню, их с Настей спальню. Тихо прикрыл за собой дверь и, отойдя подальше, тревожно спросил:
— Кто это говорит?!
— А то ты не знаешь!
— Нет! Честное слово, нет, не знаю! И даже не догадываюсь!
— Ну, ты и сволочь!!! — выдохнул ему в ухо мужчина с лютой ненавистью, от которой у Романа мгновенно подогнулись колени. — Значит, говоришь, не догадываешься???
— Нет, — уже менее уверенно произнес Баловнев и, отыскав в темноте гостиной диван, направился прямиком к нему. — Не знаю, кто вы. Не знаю, почему я должен спать, пока кто-то еще жив и дышит и…
— Замри, паскуда, — внятно попросил его собеседник, так внятно, что спорить с ним Баловневу тут же расхотелось. — Замри и слушай…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14