— раздается наконец неминуемый вопрос.
— Я сейчас, — говорит полковник. — Он при мне, он где-то здесь, докладец-то…
— Вы с кем имеете дело? — Фельдмаршал орет. — Вы что, на базаре или, может, в борделе?
— Никак нет! — чеканит полковник.
— Тогда какого черта?! Что за разгильдяйство?! Что значит «докладец»? Извольте отвечать по форме! Где ваш доклад?
— Сейчас, сейчас, один момент, — трепещет полковник, видя гневно вытянутую руку фельдмаршала. — Сунул его, понимаете, куда-то…
— Ну, это бывает, — вдруг смягчается Клаузевиц. — А вы поищите, поищите.
Полковник судорожно ощупывает карманы мундира и, неожиданно найдя в нагрудном кармане лист бумаги, протягивает находку фельдмаршалу.
— Вот, извольте-с…
— Ага! — говорит Клаузевиц. — Так-то оно лучше.
Он углубляется в чтение. Внезапно выражение его лица меняется и из добродушного становится гневным, щеки пунцовеют, а затем и багровеют.
— Это что еще такое? Что это за чертовщину вы мне подсовываете?!
Он швыряет бумагу полковнику, и тот с ужасом читает написанные его же собственной рукой слова:
— мыло— 17 пф.
— керосин — 29 пф.
— лампасы — 3 м. 84 пф.
Итого: 4 м. 30 пф.
Наш Клаузевиц — тупица.
В безопасности граница.
На него напал понос.
Он трет в испуге длинный нос.
Проба пера
Хе-хе.
— Что это такое, я вас спрашиваю? — кричит фельдмаршал, багровея все больше и больше. — Что все это значит? Извольте отвечать!
— Да так-с, — отвечает изрядно смущенный полковник, — проба пера-с.
— Я вам дам-с!!! — орет фельдмаршал. — Это и есть ваш доклад?
Полковник, агонизируя от испуга, шарит по карманам, ничего в них не находит, скидывает мундир, обыскивает штаны. По-прежнему безрезультатно.
— Отставить! — кипит негодованием фельдмаршал. — Немедленно прекратить! Вы что это?! Что все это значит?!
— Пустяки-с! — бормочет полковник. — Ей-богу, пустяки-с! Докладец, докладец, да вот же он-с!
Полковник находит доклад, лишь скинув сапоги. Доклад обмотан вокруг его ступни наподобие портянки.
— Вот он. — Полковник протягивает маршалу доклад, машинально его разглаживая.
Фельдмаршал брезгливо, двумя пальцами доклад принимает. Читает. На устах его появляется подобие улыбки. Внезапно выражение его лица становится жестким.
— Папа, проснись! — кричит он неожиданно тонким голосом. — Папа! Проснись! Ну проснись же!
Полковник фон Блямменберг проснулся. Проснувшись, он увидел дочь.
— Папочка! Проснись! Ну же, миленький!
Некоторое время полковник молча, с недоумением смотрел на дочь.
— Папочка! Папочка! Нам надобно немедля выезжать!
Полковник не знал, действительно ли в глазах его дочери блестели слезы или это ему только казалось.
— Куда? — спросил он. — Куда ехать?
— В замок Дахау, к Кристофу! — Вероника почти кричала.
— Кхе-кхе, гм-гм-гм, — сказал граф, определяя монокль в окружность глазных дуг.
— Папа, мы должны немедленно там быть!
— И за каким же, интересно знать, лешим поедем мы туда на ночь глядя? — ворчал граф, нащупывая на полу пантуфли и вытаскивая из глаза монокль, дабы сковырнуть налипшую на стекло соринку. — Уж за полночь. Иди спать, Верхен!
Несмотря на то что сказано это было тоном суровым и даже грозным, строптивая Верхен послушной быть не собиралась.
— Папа! Папочка, миленький! Понимаешь, — в глазах ее действительно искрились слезинки, радужные в слабом свете свечи. Только сейчас граф обратил внимание на то, что дочь его одета в одну лишь ночную сорочку, — понимаешь, папочка, мне только что приснился страшный сон.
— Ну и что? — проворчал полковник, снимая пантуфли, укладывая монокль на бархатку и укрываясь одеялом.
— Папа! — Резким и внезапным движением Вероника сорвала с отца одеяло. — Папочка! Мне снилось… мне снился его замок, все в точности так, как на самом деле. Снилось, что я заблудилась, что я одна иду по темному коридору. Мне почему-то страшно, очень страшно. И тут совершенно неожиданно за окном блеснула молния и на мгновение осветила то место, где я шла. И, папа!… Я увидела кровь. Весь коридор в крови!… На полу, на стенах — везде кровь… Даже с потолка стекала кровь. И, что самое ужасное…
— Ну и какого дьявола! — проворчал полковник, снова накрываясь одеялом. — Книжек дурацких начиталась, вот и все… Иди спи.
— Папа! — Вероника стиснула его ладони. — Это не простой сон!
— А что же? — Полковник зевнул.
— Слушай дальше. Мне стало жутко, я побежала. Побежала быстро, прочь от этого места. И, пробежав буквально несколько шагов, я споткнулась, упала прямо на пол, в лужу крови, перепачкала платье (кстати, я была в том, белом). Мне стало жалко платья, я стала смотреть, не сильно ли я его выпачкала, и… тогда я увидела, обо что споткнулась.
— И обо что же? — Полковник зажмурился.
— О тело нашего Ганса. Ведь он вчера заблудился в замке…
— Полная чушь! — сказал полковник. — Наверняка этот прохвост уже нашелся и отъедается сейчас на кухне. А не позже чем завтра его отправят домой.
— Да послушай же! Тогда я поняла, откуда льется кровь, — из его ран. И тогда-то я по-настоящему испугалась. К тому же за спиной я услышала хохот, мерзкий такой хохот, пронзительный, неприятный. Я побежала снова, побежала очень быстро, но этот смех, этот дьявольский смех становился все ближе и ближе. Я поняла: тот, кто смеется, гонится за мною. Мне захотелось закричать. Вновь и вновь я падала, вставала, бежала дальше, все это тянулось неописуемо долго…
— Хватит, Верхен, — сказал полковник. — Прошу тебя, избавь меня от своих глупостей. Я хочу спать.
— Но послушай же! И тут стало совсем темно…
— Надеюсь, это все? — Полковник зевнул, сладко и глубоко.
— Нет, слушай дальше!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79