Перед пристанью тропка шла на взгорок, и там более здоровым и длинноногим парням проще было достать легкого Мирко. Так оно и получалось. Все те десяток саженей, какие мякша успел выиграть на ровной тропе, стали быстро съедаться, как только начался подъем. Мирко не оборачивался, но понимал, что на вершине его как раз догонят, и если немцы его и увидят, то только изрубленным дружинными мечами с закругленными оконечьями.
Однако и тут он ошибся. Сверху, с холма, внезапно донесся звук от удара стальных колец друг о друга. Не останавливаясь, он поглядел наверх. Высокий человек в кольчужной броне и остроконечном круглом шлеме стоял на верху тропы. Из-за спины выглядывало перекрестье мечной рукояти. Рыже-пегие волосы падали воину на плечи.
— Свенельд-рикс, — прокаркал человек. — Или наш уговор менее прочен, чем то серебро, которое ты получил? Если Мирко, сын Вилко, сделал что-то, отвечать тебе должен я, Торфинн, сын Торгрима.
— Это ты князю в Радославе скажи, — прокричал Свенельд, оказавшийся третьим или четвертым. — Лучше не ввязывайся, если жить хочешь!
— Тогда я буду говорить языком меча, — невозмутимо отвечал поморянин. — Так что ты натворил, Мирко Вилкович? — обратился он к мякше.
— Етона убил, — прохрипел Мирко, добравшись наконец доверху и вставая рядом с Торфинном, сыном Торгрима.
— Ты — воин, — одобрительно молвил немец. — А теперь беги на корабль.
Дружинники, увидев грозного противника, чуть замялись — это и позволило Мирко и Торфинну перемолвиться словом. Но бежать Мирко не хотел: не мог он бросить немца одного перед десятком, хотя и знал, что ему по силам едва ли один из преследователей, и то если удастся нож метнуть точно и неожиданно.
Поморянин же, не говоря ничего более, взялся привычно за рукоять меча, и тускло блестящий, как чешуя гадюки, клинок с шипением вышел из ножен.
Должно быть, к такому повороту дружина готова не была. Бежавший первым чуть замешкался и выскочил на Торфинна уже не так скоро, как мог, чем тот не замедлил воспользоваться: коротким, но очень сильным ударом он просто отбросил противника обратно, и тот, не удержавшись, повалился, мешая следующим за ним.
— Беги на корабль, — еще раз так же невозмутимо проскрипел поморянин.
— Сейчас.
Мирко уже выхватил нож, как вдруг, будто из-под земли, возник Ари Латикайнен.
— Беги, — шепнул громко хиитола. — Как только ты окажешься там, бой закончится сам собой. Они не посмеют убивать Торфинна.
Тем временем поморянин легко отбил и второе нападение, так и не давая никому взобраться на холм.
Мирко, вняв словам Ари, стал отступать. И тут хиитола забормотал что-то на своем языке, слова которого были длинны, будто целый десяток слов на языке мякшей. Мирко показалось — или так оно и было? — что с каждым словом Ари становится выше, грознее, что это уже и не Ари вовсе, а кто-то другой, который может прийти, если Ари позовет… Хиитола шагнул вперед, поравнялся с Торфинном, отметавшим уже третью попытку дружинников прорваться наверх, поднял правую руку, сомкнул пальцы щепотью… Ослепительный свет ударил внезапно — такой вспыхивает иногда, когда некоторые из оленных людей, умеющих говорить с духами, бросают в костер какие-то маленькие шарики. Только этот свет был тысячекратно сильнее, до невозможного бел. И если таким его ощутил Мирко, то каково же было дружинникам, на которых колдун направил главную мощь лучей?
— На корабль, — услышал Мирко голос Торфинна: поморянину было легче перенести вспышку — он не смотрел на пальцы колдуна, а занят был схваткой, да и глаза его были защищены выкружками шлема. Сильные пальцы Торфинна сдавили плечо Мирко, и он послушно, видя перед собой покуда только цветные пятна, последовал за немцем.
— Ты достойный воин, но еще плохо владеешь мечом, — начал говорить Торфинн, когда страшный удар грома с головой накрыл всех, кто был на холме и в селе.
На некоторое время Мирко оглох. Почти ничего не видя и не слыша, только ощущая ступнями землю под ногами, он плелся за Торфинном. Вот дорога резко пошла вниз, вот деревянные ступени и ровные доски пристани, качающаяся доска сходней… Торфинн слегка подтолкнул мякшу, тот нащупал руками чью-то крепкую, протянутую навстречу руку и спрыгнул вниз, на корабль.
Через мгновение Мирко почувствовал, что корабль оттолкнули от пристани и он тихо движется на веслах. Наконец слух его стал различать звуки. И первое, что он услышал внятно, было конское ржание: это был его Белый, которого Ари честно привел на корабль.

Когда зимним утром проснешься под взглядами звезд,
Увидишь снег, крупой присыпавший путь,
Что вьется меж сосен и уходит в легкий мороз,
Цепляясь за корни и землю, за самую ее суть.

* * *
Восторг пути! Не все ль теперь равно,
Кто по земле язык метели бросил,
Кто распахнул застывшее окно,
Откуда вдруг до срока в сердце осень?
Кто претворил картину со стены?
Кто взял с нее неровную дорогу?
Кто отпустил по ветру эти сны,
Пронзил туман отчаянием рога?

* * *
Идущего цель — достичь благодатных кущ.
Но путь тернист, и, в терние павши, семя не даст плодов.
Заботы и прелесть мира стоят нагорных круч.
Выращивай хлеб, отпускай по водам или иди на зов

* * *
Ломают смерчи черной мглы,
Как спички, древние стволы,
Не видно зги на километры,
Но живших прежде волшебство
Мне дарит чары голосов,
И к ним эолов мех и ветры.
И где бы ни был далеко
В пространстве или глубоко
Во днях грядущих, днях вчерашних —
Тебя подвигнет взять порог
Мой тысячеголосый рог
С вершины бесконечной башни.

* * *
Пусть нет цели, но есть конец любому пути.
Ты делал добро, а понял ли это лес?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157