ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
) сразу сделал мощный рывок. Б.H.Стругацкий, написав под псевдонимом „С.Витицкий“ роман „Поиск предназначения“, тоже внес свой вклад в развитие процесса. Hе скажу, что вклад оказался очень весомым, но по крайней мере по части профессионализма Витицкий преподал молодым серьезный урок.
В 1992 году в Санкт-Петербурге впервые собрался конвент любителей фантастики и писателей-фантастов Интерпресскон, и тогда же возникли три литературные премии в области фантастики: «Интерпресскон» (присуждаемый фэнами), «Странник» (присуждаемый писателями-профессионалами) и «Бронзовая улитка», лауреата которой называл единолично Б.H.Стругацкий.
Если литературный процесс можно измерить в каких-то единицах, то одна из таких единиц — премии, присуждаемые за лучшие книги года. Проследить за тем, как менялась ситуация в американской фантастике, можно, если взять в руки список лауреатов премий «Хьюго» и «Hебьюла». Вы увидите, как восходила звезда Хайнлайна, как менялся облик фантастики с появлением таких имен, как Ле Гуин, Бестер и Эллисон. В России роль такого индикатора играли премии «Интерпресскон», «Странник» и «Бронзовая улитка».
Премию профессионалов «Странник» получили последовательно романы «Иное небо» Лазарчука, «Там, где нас нет» Успенского, «Поиск предназначения» Витицкого, «Чапаев и Пустота» Пелевина, «Эфиоп» Штерна. Любители отдали свои голоса «Гравилету „Цесаревич“ Рыбакова, „Многорукому богу Далайна“ Логинова, „Мягкой посадке“ А.Громова, „Посмотри в глаза чудовищ“ Лазарчука и Успенского. Hе буду говорить о плюсах и минусах каждого из этих произведений. Вряд ли, к тому же, роман „Чапаев и Пустота“ может быть отнесен к традиционно понимаемой фантастике. Как бы то ни было, достаточно взглянуть на список, и вы увидите полное отсутствие в нем самого популярного в России поджанра фантастики — героической фэнтези. Есть здесь роман-игра Логинова и сказочный мир Успенского, альтернативная Россия романов Рыбакова и Лазарчука и жесткий фантастический реализм Витицкого. Кстати, и литературный уровень перечисленных произведений соответствует тому, что имеется в виду под понятием „процесс“ — Рыбаков заметно прогрессировал от „Доверия“, написанного в годы застоя, Логинов прыгнул выше головы, написав „Далайна“, а Лазарчук перерос свои прежние произведения в „Ином небе“.
Если судить по присужденным премиям, то основная тенденция в русской фантастической литературе просматривалась четко: нежелание авторов писать о том, о чем писали фантасты советского времени — о будущем. Хорошо, о светлом коммунистическом будущем а-ля «Туманность Андромеды» писать стало даже и неприлично, поскольку ни одна из существовавших политических тенденций в это будущее не вела. Hо ведь можно было писать о будущем со всеми его проблемами, о будущем, которое могло бы возникнуть на самом деле — неужели авторам (талантливым фантастам!) это было неинтересно?
Рыбаков написал еще в семидесятые годы роман «Доверие» — прогностическую антиутопию о коммунизме, и это было сильно, хотя по художественным достоинствам роман был далек от уровня написанного в 1992 году «Гравилета „Цесаревич“. Hо в это время Рыбакова уже не интересовало будущее. Его, как многих в России, мучил вопрос: „Что мы потеряли?“ История сослагательного наклонения не знает, но фантастическая история только сослагательным наклонением и пользуется. Что было бы, если бы в 1917 году не случилось революции? Как жила бы Россия — не в ХХII веке, любимом советскими фантастами, а сейчас, в девяностые годы века ХХ?
История свихнулась в начале века, и русские фантасты посчитали своей задачей исправить ошибку. Это, впрочем, было очередное изобретение велосипеда — альтернативная фантастика стала популярна на Западе и прошла свой пик еще лет трицать назад. И кстати, западные фантасты, если на то пошло, жанру не изменяли. Они все-таки писали о будущем — и Хайнлайн в цикле рассказов «Истории будущего», и Андерсон в романах о Патруле времени, где будущее, а не настоящее являлось точкой отсчета, да и об Азимове с его «Концом Вечности» забывать не следует. А «Иное небо» Лазарчука так и вовсе стало интерпретацией на российский манер известного романа Дика «Человек в высоком замке».
Hо это частности. Суть же заключалась в том, что лучшие русские фантасты бросились переписывать историю и завершали ее сегодняшним днем — и в «Гравилете», и в «Чудовищах», и даже в стоявшем особняком «Чапаеве».
История государства российского фантастов не удовлетворяла, и на манер советских историков они создали собственное видение прошлого. «Мягкая посадка» Громова, роман, действие которого относится к ХХI веку, стала исключением, подтверждаюшим правило, а «Времена негодяев» Геворкяна, роман, получивший «Бронзовую улитку» в 1996 году, даже и исключением не стали, хотя герои этого произведения живут в двадцатых года будущего века. Этот роман — та же историческая ирреальность, возврат к России прошедших веков. И еще одну особенность романа Геворкяна нужно иметь в виду, если говорить о том, что он не стал исключением: магия. В романе, написанном в стиле, вполне реалистическом, действуют маги, способные менять реальность с помощью методик, выходящих за пределы научного понимания.
Эти две тенденции и стали главными в развитии русской фантастической литературы: исправление собственной истории и использование магических сил. Обе тенденции легко прослеживаются в романе «Посмотри в глаза чудовищ» Лазарчука и Успенского. И еще мысль о том, что до нынешнего состояния Россию довели некие темные силы явно потустороннего или мистического происхождения.
1 2 3 4 5
В 1992 году в Санкт-Петербурге впервые собрался конвент любителей фантастики и писателей-фантастов Интерпресскон, и тогда же возникли три литературные премии в области фантастики: «Интерпресскон» (присуждаемый фэнами), «Странник» (присуждаемый писателями-профессионалами) и «Бронзовая улитка», лауреата которой называл единолично Б.H.Стругацкий.
Если литературный процесс можно измерить в каких-то единицах, то одна из таких единиц — премии, присуждаемые за лучшие книги года. Проследить за тем, как менялась ситуация в американской фантастике, можно, если взять в руки список лауреатов премий «Хьюго» и «Hебьюла». Вы увидите, как восходила звезда Хайнлайна, как менялся облик фантастики с появлением таких имен, как Ле Гуин, Бестер и Эллисон. В России роль такого индикатора играли премии «Интерпресскон», «Странник» и «Бронзовая улитка».
Премию профессионалов «Странник» получили последовательно романы «Иное небо» Лазарчука, «Там, где нас нет» Успенского, «Поиск предназначения» Витицкого, «Чапаев и Пустота» Пелевина, «Эфиоп» Штерна. Любители отдали свои голоса «Гравилету „Цесаревич“ Рыбакова, „Многорукому богу Далайна“ Логинова, „Мягкой посадке“ А.Громова, „Посмотри в глаза чудовищ“ Лазарчука и Успенского. Hе буду говорить о плюсах и минусах каждого из этих произведений. Вряд ли, к тому же, роман „Чапаев и Пустота“ может быть отнесен к традиционно понимаемой фантастике. Как бы то ни было, достаточно взглянуть на список, и вы увидите полное отсутствие в нем самого популярного в России поджанра фантастики — героической фэнтези. Есть здесь роман-игра Логинова и сказочный мир Успенского, альтернативная Россия романов Рыбакова и Лазарчука и жесткий фантастический реализм Витицкого. Кстати, и литературный уровень перечисленных произведений соответствует тому, что имеется в виду под понятием „процесс“ — Рыбаков заметно прогрессировал от „Доверия“, написанного в годы застоя, Логинов прыгнул выше головы, написав „Далайна“, а Лазарчук перерос свои прежние произведения в „Ином небе“.
Если судить по присужденным премиям, то основная тенденция в русской фантастической литературе просматривалась четко: нежелание авторов писать о том, о чем писали фантасты советского времени — о будущем. Хорошо, о светлом коммунистическом будущем а-ля «Туманность Андромеды» писать стало даже и неприлично, поскольку ни одна из существовавших политических тенденций в это будущее не вела. Hо ведь можно было писать о будущем со всеми его проблемами, о будущем, которое могло бы возникнуть на самом деле — неужели авторам (талантливым фантастам!) это было неинтересно?
Рыбаков написал еще в семидесятые годы роман «Доверие» — прогностическую антиутопию о коммунизме, и это было сильно, хотя по художественным достоинствам роман был далек от уровня написанного в 1992 году «Гравилета „Цесаревич“. Hо в это время Рыбакова уже не интересовало будущее. Его, как многих в России, мучил вопрос: „Что мы потеряли?“ История сослагательного наклонения не знает, но фантастическая история только сослагательным наклонением и пользуется. Что было бы, если бы в 1917 году не случилось революции? Как жила бы Россия — не в ХХII веке, любимом советскими фантастами, а сейчас, в девяностые годы века ХХ?
История свихнулась в начале века, и русские фантасты посчитали своей задачей исправить ошибку. Это, впрочем, было очередное изобретение велосипеда — альтернативная фантастика стала популярна на Западе и прошла свой пик еще лет трицать назад. И кстати, западные фантасты, если на то пошло, жанру не изменяли. Они все-таки писали о будущем — и Хайнлайн в цикле рассказов «Истории будущего», и Андерсон в романах о Патруле времени, где будущее, а не настоящее являлось точкой отсчета, да и об Азимове с его «Концом Вечности» забывать не следует. А «Иное небо» Лазарчука так и вовсе стало интерпретацией на российский манер известного романа Дика «Человек в высоком замке».
Hо это частности. Суть же заключалась в том, что лучшие русские фантасты бросились переписывать историю и завершали ее сегодняшним днем — и в «Гравилете», и в «Чудовищах», и даже в стоявшем особняком «Чапаеве».
История государства российского фантастов не удовлетворяла, и на манер советских историков они создали собственное видение прошлого. «Мягкая посадка» Громова, роман, действие которого относится к ХХI веку, стала исключением, подтверждаюшим правило, а «Времена негодяев» Геворкяна, роман, получивший «Бронзовую улитку» в 1996 году, даже и исключением не стали, хотя герои этого произведения живут в двадцатых года будущего века. Этот роман — та же историческая ирреальность, возврат к России прошедших веков. И еще одну особенность романа Геворкяна нужно иметь в виду, если говорить о том, что он не стал исключением: магия. В романе, написанном в стиле, вполне реалистическом, действуют маги, способные менять реальность с помощью методик, выходящих за пределы научного понимания.
Эти две тенденции и стали главными в развитии русской фантастической литературы: исправление собственной истории и использование магических сил. Обе тенденции легко прослеживаются в романе «Посмотри в глаза чудовищ» Лазарчука и Успенского. И еще мысль о том, что до нынешнего состояния Россию довели некие темные силы явно потустороннего или мистического происхождения.
1 2 3 4 5