— Что ты имеешь в виду?— Твои вопросы. — Очен пожал плечами. — Ты заставляешь по-новому взглянуть на привычные устои, ты заставляешь меня думать о том, почему чужеземцы приехали к нам драться с Безумным богом. Почему подобная миссия не была возложена на джессеритов? Мы, вазири, знаем, кто такой Фарн. И вот, когда Рхыфамун угрожает человечеству пробуждением бога, кто к нам приехал? Принц, поставленный вне закона в Лиссе, воин Куан-на'Фора и девушка из Вану.— Ты перечислил только троих. — Каландрилл внимательно посмотрел на старика, затем перевёл взгляд на Ценнайру, которая все так же молча сидела на одеяле, внимательно рассматривая свою одежду. — Нас вроде стало больше.Очен перевёл взгляд на Ценнайру и сказал:— Возможно. В одном я уверен точно: каждому отведена своя роль, но в конце…Он опять пожал плечами, и лицо его стало загадочно-непроницаемым. Каландрилл хотел было порасспросить его ещё, но тут к ним подошёл Чазали и попросил вазиря оградить лагерь волшебством. Очен извинился и ушёл с киривашеном, оставив Каландрилла одного.Юноша осмотрелся. Вокруг костров сидели котузены. То один, то другой поворачивался к иноземцам и с бесстрастным видом разглядывал их, но никто не присоединился к ним, никто не заговорил. Видимо, они для джессеритов столь же загадочны, как и эти воины для них. Костёр, возле которого сидел он, был словно окружён невидимой стеной, ограждавшей тех, кто родился вне Джессеринской равнины. Очен был единственным связующим звеном между их столь разными культурами, поверьями и языками.Разница между ними особенно ярко бросилась в глаза утром, когда они готовились к отъезду из крепости. Коней для них под уздцы держали котуджи, а рядом с каждым животным стоял ещё один джессерит, одетый в серые одежды. Когда котузены и чужеземцы приблизились к лошадям, джессериты пали на четвереньки, превратившись в живую подставку. Чазали и его воины, не задумываясь, воспользовались ими и вскочили в седла, словно для них это было самым привычным делом. Каландрилл же замер перед человеком, стоявшим на коленях подле его гнедого. Брахт выругался и спросил:— Что это за унижение?К счастью, вопрос был задан на кернийском, и смысл его слов остался непонятен для джессеритов. Но те все же догадались. Чазали тут же повернулся к ним. Лицо его было скрыто маской, но в повороте головы, в положении плеч угадывалось недовольство. Брахт по-джессеритски сказал:— Встань, мне не нужна помощь, чтобы вскочить в седло.Котузен посмотрел на него, ничего не понимая. Каландриллу даже показалось, что он испугался, и юноша подумал, что было бы правильнее последовать обычаям этой земли, но так и не смог заставить себя оскорбить другого человека. Он поманил котуджи и, кивнув в сторону Чазали, сказал:— По нашим правилам, мы вскакиваем на лошадь без посторонней помощи.Но джессериты чувствовали себя явно оскорблёнными. К счастью, вмешался Очен: он что-то коротко и быстро сказал киривашену, Чазали хрюкнул и отдал приказание. Котуджи встали и отошли в сторону, и чужеземцы вскочили в седла.Инцидент забыли. Чазали был предусмотрителен и вежлив, но Каландрилл постоянно чувствовал на себе подозрительный взгляд киривашена. Они отличались во всем, и Каландриллу оставалось только молиться о том, чтобы эта разница не поставила под угрозу их союз.— О чем ты думаешь?Он стряхнул с себя задумчивость, улыбнулся и повернулся к Ценнайре. На её иссиня-чёрных волосах играли отблески костра, смуглая кожа отливала красным. Огромные глаза её внимательно смотрели на него.— Я думаю о том, насколько мы разнимся с нашими новыми друзьями, — пробормотал он, — насколько разные у нас обычаи и как легко их оскорбить.Ценнайра кивнула, а про себя подумала, что когда он хмурится, то выглядит совсем молодым и очень привлекательным. Вслух она сказала:— Они странные люди, но они помогают нам идти вперёд.— Пока да, — согласился Каландрилл. — Но что будет, когда мы доберёмся до Памур-тенга? Город — не степь.Ценнайра беспечно пожала плечами: куртизанка легко приспосабливается ко всему. Она должна быть гибкой, иначе ей долго не протянуть.— Постараемся познакомиться с их обычаями в пути, — предложила она. — А в Памур-тенге станем вести себя осторожнее: будем сдерживать себя и подстраиваться под них.Каландрилл кивнул, а затем с ухмылкой указал на Брахта.— Боюсь, Брахт не согласится, — сказал он.— Брахту тоже придётся учиться, — ответила Ценнайра.Каландрилл осторожно пожал плечами.— Нам всем надо учиться, но … — Он нахмурился и с сожалением покачал головой. — Вряд ли я смогу заставить себя пользоваться человеком как табуреткой. А для джессеритов это само собой разумеется.Ценнайра не видела ничего зазорного в том, чтобы наступить на котуджи; если таков обычай хозяев, то надо ему следовать. Она не сделала этого только потому, что так не поступили другие. Сейчас же она тактично и мягко сказала:— Если таковы их нравы…На лице Каландрилла проступило недовольство, и она тут же замолчала. Он сказал:— Нет, я никогда не смогу, я никогда этого не приму.— Тогда в Памур-тенге надо быть настороже, — сказала она.— Истинно, — согласился он. — Надеюсь, мы там долго не задержимся.Ценнайра не поняла, о ком он говорит: о себе, Брахте и Кате или обо всех них, и это сомнение беспокоило её. Она не позволит похоронить себя в городе. Однако на данный момент у неё нет ни одного весомого аргумента в пользу того, чтобы они взяли её с собой. Но она что-нибудь придумает, чтобы быть с ними, когда — и если — они получат «Заветную книгу». Вот только что — она пока и сама не знала. Даже если она соблазнит юношу, он может оставить её в Памур-тенге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136