А сейчас эти самые губы рассказали им всю правду о её сотворении. В истории Ценнайры Каландрилл усомниться не мог, как и в том, что он её любит. Чувство, распиравшее грудь, пугало его, хотя он и понимал весь ужас своего положения. Голова его упала, и он застонал.Голос Очена с трудом пробился сквозь толчею мыслей:— Каландрилл, ведь она спасла тебя.— Да, — глухо сказал он, — Ценнайра сдержала меня, когда я хотел убить Рхыфамуна. Он тогда был в теле увагу. Она оттащила меня в безопасное место и дралась со зверями за меня.«Потому что она зомби, потому что обладает нечеловеческой силой, потому что в ней — сила мёртвых».— И это она привела тебя сюда.— Да, она.«Потому что выжила там, где не может выжить человек. Потому что магия убивает живых, но не мёртвых».— А ведь Ценнайра могла бежать, могла спрятаться в лесу и скрытно последовать за нами до Памур-тенга и до Анвар-тенга, не раскрыв себя. Но она так не поступила. Она предпочла дотащить тебя до дороги.— Истинно.«Потому что Ценнайра подчиняется приказам своего создателя. Потому что она творение Аномиуса. Почему же тогда я её люблю?»— А ты её любишь?Каландрилл заколебался. Ему хотелось отрицать это, но он не мог. И глухим, лишённым всяких эмоций голосом сказал:— Да.В полном замешательстве юноша поднял глаза, недоумевая, что заставило его произнести это слово. Как он мог признаться в любви к неживой женщине, к существу, возрождённому из мёртвых, к творению магии колдуна, его заклятого врага? Брахт уставился на него, не веря. Лицо Кати было загадочным, обеспокоенным. Очен смотрел на него спокойно, даже с некоторым одобрением, а в глазах Ценнайры светилась надежда. Он с несчастным видом кивнул и опять повторил:— Да.— Это безумие, — зарычал Брахт. — Ты околдован.— А я думаю, он видит суть, — заявил Очен.— Какую суть? — Брахт резко рубанул ладонью воздуx. — Суть в том, что сердце её у Аномиуса.— Нет! — воскликнула Ценнайра, приободрённая ответом Каландрилла. Неприкрытая враждебность Брахта каким-то странным образом придала ей сил: если они хотят правду, то она расскажет им всю правду без утайки — Сердце моё хранится в шкатулке, которую Аномиус сам сделал в Нхур-Джабале. А сейчас он вместе с колдунами тирана дерётся против Сафомана эк'Хеннема. Они заковали его в колдовские цепи, и он вынужден служить тирану. Пока он не может бросить своего хозяина.— Тогда почему ты ему служишь?Катя говорила спокойно, но сдерживала себя с явным трудом. Ценнайра почувствовала её презрение и подозрение. Она вздохнула и сказала:— Боюсь, я ему уже не служу. Сейчас, когда вы знаете обо мне все, я мало чем могу ему пригодиться. Если он узнает, что вы все знаете, он меня уничтожит.Каландрилл застонал.— Нет! — Обхватив низко опущенную голову руками, он раскачивался из стороны в сторону.Катя кивнула и спросила:— Но до сих пор, до того, как ты нам все рассказала, ты подчинялась ему. А как ты сама утверждаешь, сердце твоё — в Нхур-Джабале. И я спрашиваю тебя ещё раз: почему?Ценнайра посмотрела в серые глаза: несмотря на осуждение и угрозу, в них было желание услышать все до конца, прежде чем вынести вердикт.— Я жива только благодаря колдовству Аномиуса, — пояснила она. — Стоит ему возложить руки на шкатулку, как от меня ничего не останется. А он хвастает, что очень скоро освободится от колдовских оков и тогда сможет вернуться в Нхур-Джабаль. Как бы то ни было он вернётся туда с окончанием войны.— Он хвастает? — резким голосом прервал её Брахт. — Ты с ним общаешься?— Он дал мне заколдованное зеркало, — сообщила Ценнайра. — Благодаря ему я могу с ним говорить.— Ахрд! — Керниец вскочил на ноги и подошёл к лошадям. Покопавшись в её мешке, он вытащил обёрнутое в тряпки зеркало и вернулся к костру, держа его так словно в руках у него была змея. — Оно?— Да. — Ценнайра опустила голову, вдыхая отвращение, смешанное с ужасом, исходившее от кернийца. — Но ты не бойся. Оно становится волшебным, только когда я произнесу магические формулы, коим обучил меня Аномиус. Оно не может причинить вам вреда, Аномиус не видит и не слышит вас.— Ценнайра говорит истину, — пробормотал Очен. — Это просто зеркало, пока она не произнесёт заклятия.Брахт с задумчивым лицом положил зеркало на землю. Затем, посмотрев сначала на Очена, потом на Ценнайру, спросил:— А если я его разобью, что тогда?— Тогда, скорее всего, Аномиус поймёт, что разоблачён, — сказал Очен.— Зато он не будет знать, чем мы занимаемся и куда идём, — заявил Брахт. С волчьей улыбкой он вытащил из ножен кортик, взял его за кончик клинка и поднял для удара.— Стой! — Очен схватил Брахта за руку; накрашенные ногти переливались золотом в свете костра, глаза буравили Брахта, и тот заколебался и нахмурился.— Почему? Ты же называешь себя нашим союзником. Зачем оставлять ей средство связи со своим хозяином?— А ты подумай, — проговорил Очен. — Как только Аномиус поймёт, что его посыльный разоблачён, Ценнайра потеряет для него всю ценность. И что тогда?Старец повернулся к Ценнайре с вопросом на морщинистом лице. Она пожала плечами и сказала:— Скорее всего, он меня уничтожит. Он не прощает ошибок.Брахт хищно рассмеялся и вновь поднял кортик.— Нет! — в отчаянии выкрикнул Каландрилл.— Нет? — с удивлением посмотрел на него Брахт. — Ты говоришь нет? Ты не хочешь лишить Аномиуса глаз?— Разбей зеркало — и он уничтожит Ценнайру.Каландрилл закрыл глаза, откинув голову назад. «Дера подскажи, что делать? Это полное безумие».— И очень хорошо, — сказал Брахт.Каландрилл открыл глаза, он был опустошён: внутри у него не осталось ничего, кроме бездны боли и сомнений и во всей этой неразберихе он был уверен только в одном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136