Древний призыв, на который отзывался всякий гад, оказался услышанным даже здесь, в этой чужой и дикой Топи, населённой неведомыми тварями. Да, любой лес, где бы он ни находился, всегда будет для ведьмы родным домом. Можете поверить.
* * *
Один раз она упала, споткнувшись в высокой траве. Упала очень неудачно – на сломанную руку. Боль была такой ослепляющей, что Итель только вгрызлась зубами в жирную влажную землю. Но ничего, вскорости попустило. Плача от нестерпимой душевной и телесной муки, ведьма добрела-таки до домика и лишь на мгновение задержалась у входа. Здоровая рука дрожала, тряслась и всё никак не желала толкнуть приземистую дверь. Тогда Итель пнула дверь ногой. Створка с грохотом ударилась о стену и чуть не захлопнулась снова. И всё же колдунья успела увидеть… Это мимолётное жуткое зрелище прогнало остатки оцепенения. Фиалка ворвалась внутрь.
Рогон стоял на коленях, привалившись плечом к стене. Нож торчал под левой лопаткой – уродливая рукоять выпирала, словно обломок кости. Кровь из раны текла уже очень медленно, даже как-то неохотно. Оно и не удивительно – пол в центре комнаты был весь в багровых разводах.
Ведьма на негнущихся ногах подошла к мужу и упала рядом с ним на выпачканные в алом доски. Фиалке показалось, будто жизнь покинет её в тот самый момент, в какой уйдёт из него последняя капля крови. Как ни силилась колдунья произнести хоть слово, а ничего у неё не получалось. Пепельно-серая шея мужа и его мучнисто-белые руки, испачканные в насыщенном багрянце, приковывали к себе взгляд.
– Видишь… – Прохрипел Рогон. – Они толком и убить-то не могут… Лучше б наняли кого… Наёмника что ли… Хоть бы не мучался… Да и ты бы не смотрела…
Итель забыла про свою нещадно болящую руку, про изодранные плечи, про рану на голове, про усталость и ужас – кинулась к нему. Обняла. Прижала к себе и завыла. Громко, по-бабски.
– Чш-ш-ш-ш… – Мягко попытался перехватить её руки Рогон. – Не надо кричать…
Его серые губы блестели пузырьками пурпурной пены, а потемневшие, стекленеющие глаза были страшны и неподвижны. Он умирал. И ничего не видел. Да и пальцы – холодные слабые – лишь скользнули по запястьям Фиалки. А потом волшебник стал заваливаться на спину. Итель выла и пыталась его удержать, чтобы не упал на безобразную рукоять, но расслабленное мужское тело оказалось слишком тяжёлым для девушки, у которой к тому же была сломана рука.
– Не-е-е-ет!!! – Снова захлебнулась Фиалка в бесполезном крике. – Любимый мой, счастье моё, радость моя, пожалуйста, я умоляю тебя, посмотри на меня…
На мгновенье его ресницы слабо задрожали, словно он и впрямь пытался раскрыть глаза, откликаясь на этот отчаянный призыв. А потом багряная пена запузырилась на губах ещё сильнее, и Рогон упал на дощатый пол, увлекая за собой жену.
В тот момент, когда они оба рухнули на испачканные кровью доски – один бездыханный и обескровленно-серый, а другая кричащая и белая, словно известь – в открытую дверь кто-то вбежал, тяжко гремя сапогами.
«Аранхольд, избавитель мой, вот ты и вернулся». – Подумала Итель с несказанным облегчением. Месть утратила всякий смысл. Единственное, чего хотелось – избавиться от боли, которая душила, мешала плакать и рвала на части сердце. Но вот чьи-то руки, ласковые и утешные, осторожно обняли Фиалку и потянули прочь от остывающего тела.
– НЕТ! – Она вцепилась в Рогона, словно их двоих связывала незримая нить, которая могла порваться, отдались Итель от него хоть на шаг. – НЕТ!
И всё-таки больная рука сама собой предательски разжалась, и ведьма оказалась в чьих-то крепких и таких надёжных объятиях. Алех.
Он что-то говорил, что-то спрашивал, но Фиалка только надрывно кричала, уткнувшись грязным, обезображенным от боли и плача лицом, в его шёлковую рубашку. А спустя ещё мгновенье вырвалась и вскочила на ноги.
Зэн-Зин стоял у двери, белый, как Алехова сорочка. Его узкие раскосые глаза были раскрыты так широко, что размером казались едва ли не с эльфийские. Кин-чианец смотрел на мёртвого друга, на лужи крови, размазанные по полу и на Итель, которая теперь даже отдалённо не напоминала красавицу – покрытая коркой грязи, со свалявшимися волосами, с неестественно вывернутой рукой, в разорванном платье и крови.
– Ты ведь чернокнижник, так делай что-нибудь! – Яростно встряхнула она Зен-Зина здоровой рукой. – Делай что-нибудь!
Фиалка впилась в него безумным взглядом. Алех осторожно, словно и впрямь имел дело с сумасшедшей, обнял её, крепко прижал к себе и сказал:
– Ничего нельзя сделать. Он умер. – И в его голосе было столько искренней и щемящей боли, что разъярённая отчаянием ведьма ослабла и беззвучно затряслась.
– Можно. – Негромко уронил от дверей взявший себя в руки Зэн-Зин. – Когда он умер?
Итель оторвалась от Алеха и сквозь душившие её слёзы прошептала:
– За секунду до того, как вы вошли.
С узкоглазого чернокнижника словно спало оцепенение. Он ринулся к Рогону, неуловимым движением, в котором крылось столько силы, сколько никак нельзя было угадать в невысоком тщедушном теле кин-чианца, перевернул костенеющее тело и рывком выдернул из чернеющей раны безобразный нож. Оружие было отброшено в сторону, как ненужное. А чернокнижник заговорил быстро-быстро, однако громко и внятно:
– Человека можно вернуть к жизни в течение одиннадцати минут после смерти, это очень сложно, но однажды у меня получилось. Получится и сейчас. Кто из вас готов поделиться с ним собой?
Алех безмолвно опустился рядом и протянул чернокнижнику руку. Да чёрная магия, это вам не волшебство, она безвозмездной не бывает, если хочешь что-то получить, то сначала должен что-то отдать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181