— А что именно вы бы отдали? — прогудел у него в голове чей-то голос.
— Все! — решительно ответил его высокопреподобие, не подумав.
— Совсем все? Абсолютно? — уточнил гудящий голос у него в голове.
— Да! Абсо…
Тут пол часовни вдруг взорвался, клубы перегретого пара вырвались наружу, а дюжины чешуйчатых лап крепко схватили Елеуса и потащили его вниз, в дыру.
Голос Фауста резко прорвался сквозь воспоминания, оттаскивая бывшее его высокопреподобие в настоящее время.
— Думаю, он уже наверняка знает, где он. Когда тебя, лягающегося и вопящего, уволакивает пара здоровенных монстров, это должно быть чем-то вроде намека. Уж духовное-то лицо за милю это заприметит. Как вы, например.
— Должно быть, для него это был ужасный шок. Он наверняка страшно напуган.
— А как насчет Бешмета? — напомнил Шнютке. — Давайте о нем не забывать.
— Я ему говорила, что ему следовало позволить мне помочь, — проворчала Шпирс.
— Ну да, а я тогда остался бы без модели, — запротестовал Мудассо, глядя на Шпирс сквозь кольцо из своих пальцев. — Тебя бы уволокли вместе с ним.
— Куда уволокли? — спросил Шнютке.
— В штаб-квартиру Ментагона, — простонал Елеус. — Пока мы тут с вами разговариваем, он уже, вероятно, прикован наручниками к стене.
— Черт, как же я ему завидую! — мечтательно проворчал Фауст. — Если его высекут кнутом, я навеки его возненавижу! А тиски для больших пальцев… ах какое блаженство!
Шнютке невольно засунул руки себе в рот, сожалея о, быть может, разрушенной для вечности руке Бешмета.
— Ах, эта аппликатура! Кошмар! Мы просто обязаны его спасти.
Внезапно глубоко в недрах мозга его высокопреподобия маленький участочек, который имел отношение к скрытному содействию, резко вошел в работу и с дикой импульсивностью принялся раздавать приказы его речевым центрам.
— Шнютке прав. Мы не можем оставить жертв на милость ментагонов, — объявил он. При этом его разум был четко сосредоточен на Треппе. — Иначе лично я уже никогда не смог бы с собой ужиться…
— Вы произнесли «ужиться»? — педантично осведомилась Шпирс.
— Ну, ты знаешь, что я имел в виду, — отмахнулся от нее его высокопреподобие. — Нельзя же сказать «я никогда не смог бы с собой умереться», разве не так?
— Да прекратите вы спорить! — заорал Шнютке. — Нам нужен план!
— Абсолютно согласен, — подтвердил Елеус с тайной самодовольной улыбкой. Было бы ужасным несчастьем, если бы этому плану совершенно случайно в то же самое время не удалось спасти определенного пленника в сутане.
Мудассо ухмыльнулся, разгладил листок патентованного пергамента, закатал рукава и лизнул комок недавно похищенного угля.
Подпольный подогрев шипел и булькал сквозь проложенные через фундамент дома Ублейра трубы, пока Бубуш наклонял лавовую лампу над пачкой загадочных документов.
Холодные пальцы конденсата облизывали поверхность пачки и стекали дальше вниз по ножкам обсидианового стола.
В дальнем углу Кременюга сосредоточенно глодала большой валун, с шумным хлюпаньем выкусывая аметистовые кристаллы из самой его середины.
Бубуш задумчиво фыркнул и, пользуясь щипцами, перевернул документ.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Ублейр у него над плечом.
Бубуш пренебрежительно отмахнулся от него когтистой лапой и еще внимательней уставился на запутанный текст, мерцающий под облаком пара.
Кременюга с хрустом отхватила еще один кусок валуна, от чего у Ублейра по позвоночнику поползли мурашки отвращения.
— Нашел ты что-то полезное или нет? — продолжил приставать он.
Бубуш повернулся к приятелю и открыл рот, словно собираясь выдать некий утешительный бальзам мудрости. Однако затем он зевнул, потер подбородок и многозначительно помахал хрустальной чашкой с широким ободком. Ублейр прорычал, понял намек и потопал к шкафчику с выпивкой.
— Ты уже часами его буравишь, — пожаловался он, раздраженно смешивая еще один лавовый мартини. — Хоть что-нибудь ты прикинул?
— Ну-у, — протянул Бубуш, садясь прямо и протирая глаза. — Кое-что у меня есть.
— И что? Может, все-таки скажешь? — продолжал клянчить Ублейр.
— Боль в шее. — Бубуш потер ноющие шейные позвонки.
— Эх ты неблагодарный. Я с самого начала знал, что нужно было оставить тебя на полный срок исправительных работ.
— Ты лучше с выпивкой поторапливайся. А потом я скажу тебе, что я узнал, — заявил Бубуш, разворачиваясь на вращающемся стуле.
— Послушай, ты все это время врал. На самом деле ты знаешь, что там такое.
Бубуш схватил кипящий лавовый мартини и сразу же отправил полчашки его себе в пасть. Затем он снова потер шею, встал и прошел к дальней стене — в манере, которую так любят бельгийские детективы, вот-вот собирающиеся сделать некое драматическое признание: руки сзади на пояснице, ну и все такое прочее.
— Итак, что же это такое? — простонал Ублейр после того, как Бубуш битых две минуты проходил взад-вперед.
— Дело темное.
Только эти два слова Бубуш и сказал. Ублейр хлопнул себя ладонью по лбу и взвыл.
— Это я и сам мог бы тебе сообщить! — рявкнул он. — Скажи мне что-то определенное. К примеру, почему он так дымится?
— Ага, вот это как раз то, что я знаю. Твоя находка, безотносительно к информации, которую она содержит, стоит, надо думать, целое состояние — для осведомленного коллекционера.
— Что?
— Эта штуковина очень древняя. Изготовлена задолго до изобретения патентованного пергамента , а также лавиковых ручек, чтобы на нем писать, приходилось использовать этот материал. — Бубуш указал на документы. — Нормальный горючий пергамент, который окружен особым рефрижераторным полем. Ему по меньшей мере два столетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119