В уединении своей пещеры в самых недрах Шанкера, деловой части Мортрополиса, Кирпич возбужденно хихикал себе под нос, выхватывая из небольшого мешочка крошечный диск и кладя его на выпуклый камень. Мгновение спустя бывший вор уже схватил свой верный молоток и принялся лихорадочно колошматить по монетке достоинством в один обол, аккуратно ее расширяя, распространяя ее мягкую податливость по выпуклому камню. Заветный план был у Кирпича перед глазами. Каждую секунду он сравнивал непосредственно наблюдаемое с тем, что он отчаянно жаждал увидеть, очерчивая и подправляя. В ушах у Кирпича звенел до боли желанный тон, и каждый удар молотка утешал страдания, пока лязг ударов сглаживался, приближаясь к единственно верной звенящей ноте изящного совершенства.
И когда через три часа работа по металлу была закончена, Кирпич дополнил крошечный металлический колпачок отрезком особо прочной нитки с узлом на конце, пропущенным через дырку на самом верху колпачка.
В предвкушении ухмыляясь, Кирпич сжал нитку между большим и указательным когтями, а остальные растопырил в манере кукольника из театра теней, неумело изображающего какаду. То же самое он проделал с другой своей лапой. Дрожа на грани просветления, Кирпич ударил друг о дружку две идеальные копии «Цимбалических душеспасителен» Блинтона Клинта и порадовался чистой, переливчатой ноте, которую он из них извлек.
И в этот самый момент Кирпич забросил все мысли о воровстве и начисто забыл свою страсть к грабежу, пока его дьявольское сердце переполнялось безграничным счастьем просветления. Затем он встал и направился к двери.
Только в самый последний момент Кирпич остановился и обернул свои рога ярко-оранжевой наволочкой. Он понятия не имел, зачем это сделал. Просто так казалось правильнее.
И наконец, радостно ударяя в свои бубенцы, Кирпич вышел на улицы Шанкера, готовый распространять звонкую истину среди всех, кто стал бы к ней прислушиваться.
В «Манне Амброзии» настало время ленча, уровень шума, число занятых мест, а также содержание нектара в крови большинства божеств неуклонно росли. Неуклонно и стремительно.
Ангельские официантки уже лихорадочно сновали туда-сюда, подавая кушанья — выхватывали их со священной тележки с подогревом и подносили к истекающим слюной ртам низших божеств.
Каждый день происходило одно и то же. Компании богов стекались к «Манне Амброзии», со случайно-хаотической небрежностью подкатывая на подушках своих серебристых облаков. И как ни странно, каждый день все прибывали в одно и то же место. Как именно им это удавалось, никто из божеств не знал. И, откровенно говоря, никого это не заботило.
Все, что по-настоящему имело значение во время ленча, так это наполнение своих желудков и радостное поглощение лучшего спиртного, какое Огдам или Алкан имели им предложить, а также заблаговременная подготовка к славной дневной закуске. Во всем этом имелся только один недостаток. Все должны были дожидаться, пока весь Верхний Стол рассядется, прежде чем реально начинали поглощаться какие-либо блюда.
Утверждалось, что такова традиция. Однако многие божества за низшими столами втайне подозревали, что это всего лишь довольно позорный способ «Священной семерки» покрасоваться, пока эти избранные самодовольно вышагивали к своим местам за накрытым свежей скатертью столом.
К тому же Семерку обслуживали после всех остальных. Опять же якобы в рамках традиции. На самом же деле это имело какое-то отношение к подаче самого лучшего последним.
И точно так же все происходило в этот ничем не примечательный день, после того как все ненавязчиво были разведены по своим столам Мэтром д'Отелем — божеством, ответственным за организацию рассаживания. «Священная семерка» подобрала свои тоги, благосклонно ухмыльнулась низшим коллегам и аккуратно засунула в кресла божественные задницы.
Секунды спустя священная тележка с подогревом уже была выкачена куда следует парой задыхающихся ангельских официанток, и благословенный аррайский хлеб начали раскладывать по тарелкам в излюбленном божествами виде. Естественно, в виде пиццы.
«Но что-то здесь сегодня не так, — думал Мэтр д'Отель, сидя за задним столиком и украдкой пересчитывая головы. — Что-то не складывается».
Схрон, верховный ответственный за аппетитные припасы, безоблачно улыбнулся, закатал рукава и приготовился произнести древнюю традиционную мантру благословения: «Бери ложку, бери хлеб, принимайся за обед!»
Именно так он бы и сделал, но как только он уже собрался произнести последнее слово и взять первый кусочек хлеба, уголок его глаза вдруг заприметил шесть нерозданных пицц, оставшихся на священной тележке с подогревом.
— Что они там делают? — тут же проревел Схрон. — Кто не получил своей пиццы?
Общеизвестный факт состоял в том, что каждый день выпекалось точное число отдельных порций, таким образом снижая до минимума объем отходов и предоставляя повару больше свободного времени.
Это была собственноручно изобретенная система, которой Люкс, божество, ответственное за то, чтобы все, что раздражало и досаждало, этого не делало, вполне справедливо гордился.
— Кто не получил своей пиццы? — сердито повторил Схрон.
Отказ от трапезы без веской на то причины воспринимался как великое оскорбление теми, кто решал по поводу меню, а поскольку это в первую очередь делал именно Схрон, оскорбление соответственно адресовалось ему.
— Ну так кто?
Ангельские официантки пожали плечами, шурша своими крыльями в пернатом смущении. Все остальные просто нервно ерзали в креслах и с тоской смотрели на стол перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119