Вот тогда в деле мы и посмотрим, кто чего стоит!
— Вы что же… думаете, будет жарко? Кувье посмотрел на него с сожалением:
— А ты нет? Напрасно. Это когда-то, еще в Конго, стоило нашему брату появиться — и черные драпали без оглядки. Теперь они кое-чему научились и могут так дать сдачи, что только держись. Вот почему старички предпочитают нынче командовать, а не соваться в пекло…
За дверью послышались громкие голоса и тяжелые шаги нескольких человек, идущих к выходу. Кувье выглянул в коридор:
— Ушли!
Он сделал Петру знак следовать за ним.
Штангер был в хорошем настроении. Он встал из-за стола и пошел навстречу вошедшим.
— Прошу, господин советник, прошу…
Рука его была жесткой и сильной, он взял Петра за локоть и по-хозяйски повел к плетеным креслам возле рации.
— А ты, малыш, можешь идти. Скажи парням: пусть возвращаются к своим черным, да не жалеют палок. Не думаю, что федералы дадут нам на дрессировку этих кафиров больше двух недель.
— О'кэй, шеф! — козырнул Кувье и подмигнул Петру. — У нас еще будет время поболтать, господин советник!
Штангер подождал, пока за бельгийцем закроется дверь, и обернулся к Петру.
— Надеюсь, мистер Николаев, мои парни доставили вам не слишком много неприятных минут…
Его фарфоровые глаза были холодны, у рта пролегли жесткие складки.
— Напротив!
Петр устроился в кресле посвободнее, вытянул ноги и зевнул.
— Вы доставили мне огромнейшее удовольствие. Все это так интересно… — Он сделал жест в сторону открытого окна, за которым слышались слова команд, отдаваемых бравым Кувье: — Я уверен, мои коллеги, оставшиеся в Обоко, будут мне завидовать. Честно говоря, мне просто везет, господин полковник!
Штангер нахмурился:
— Ну конечно же… Я забыл, что вы храбрый человек и слишком долго жили в Африке. Встречей с «ужасными» вас не испугаешь… Вы ведь знаете, что еще со времени Конго наемников окрестили «ужасными»… — Он криво улыбнулся: — Глупо, не правда ли? Сначала при этом слове мы хватались за оружие, оно казалось нам оскорблением, а потом… ко всему привыкаешь, мистер Николаев. И даже к мысли, что сидишь и разговариваешь с коммунистом, а ведь ваших единомышленников я всю жизнь видел лишь сквозь прорезь прицела. Впрочем, они видели меня точно таким же образом.
«А ведь ты позер, — думал Петр, — и тебе хочется произвести на меня впечатление. Только вот зачем? Что ж, не буду тебя перебивать, послушаем, посмотрим…»
— И потом… почему «ужасные»? Потому, что зарабатываем на жизнь профессией солдата? Но профессия наемника одна из древнейших в мире. И она никогда не считалась позорной. Посмотрите на моих ребят — такие могут и воевать, и приказывать, и повиноваться. Они говорят: если у тебя есть для нас работенка, ты можешь на нас рассчитывать — в какой стране — безразлично! Эти люди, которым претит жизнь от девяти до семнадцати в вонючей конторе. Они ищут приключений… и денег, конечно. Это романтики. Но есть среди них и циники. Свободный мир? Сколько вы мне заплатите за то, что я буду защищать этот ваш свободный мир? — говорят они.
Штангер резко встал и прошелся по комнате, заложив руки за спину, потом, широко расставив ноги, вдруг остановился перед Петром:
— Но, перехватив вас на пути к моему другу маршалу Эбахону и рискуя поссориться с ним из-за этого, я рассчитывал на вас не как на святого отца, который будет выслушивать мою исповедь и отпустит мне мои грехи! — Штангер пожевал тонкие, бесцветные губы: — Я солдат, мистер Николаев, и буду говорить прямо. Ваше присутствие здесь, за Бамуангой, мешает некоторым… очень влиятельным лицам. Мы не знаем, какие полномочия вы имеете, но ваша близость к маршалу делает вас в достаточной степени опасным для планов… этих лиц.
Наемник замолчал, ожидая, что скажет Петр, но ответом ему было тоже молчание.
«Значит, англичане проглотили приманку, которую им предложили Аджайи и Эбахон, — думал Петр. — И теперь пытаются прощупать меня. Сначала припугнуть, похитив и доставив в логово профессиональных убийц, а потом… чего они хотят потом?»
— Что же дальше, господин полковник? — неожиданно голос Петра стал хриплым.
«Волнуюсь», — невольно признался он самому себе.
Штангер тоже заметил это, по его тонким губам скользнула слабая улыбка.
— Эти лица понимают, что маршал Эбахон ведет торг за нефть, которую бог так неразумно поместил под здешними болотами. Но в каждом торге есть предельная цена, дальше которой дело становится невыгодным. И лица, которые поручили мне поговорить с вами, готовы предложить вам хорошие условия… для сотрудничества.
Петру вдруг стало весело: такого поворота событий он не ожидал.
— Короче говоря, меня хотя купить? Заплатить за сведения о планах Эбахона?
Штангер поморщился:
— Сейчас вы скажете, что не все продается, а я отвечу вам, что продается все, дело только в цене. Давайте же будем деловыми людьми, господин Николаев. Вам заплатят достаточно хорошо, чтобы вы могли в дальнейшем заниматься вашей африканистикой в каком-нибудь солидном университете: ей-богу, журналистика хороша только до определенного возраста. Да и мне, как вы догадываетесь, пора на заслуженный отдых: писать книжки о приключениях и ходить по воскресеньям в церковь. Или еще лучше — стать миссионером и нести слово божье где-нибудь в джунглях Малайи. Так как же?
— А если я не приму предложение этих… очень важных лиц?
— Тогда… — Штангер вздохнул и развел руки. — Тогда, как вы понимаете, остается только одно… Мне будет очень жаль, но на войне погибают не только солдаты, иногда пули настигают и журналистов.
— Слушайте, вы! — разозлился Петр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94