— Я тоже что-нибудь съем с тобой за компанию.
— А потом еще напоследок искупаемся?
— Нет, после завтрака тебе лучше уехать. У меня есть кое-какие спешные дела. И надо кое-что обдумать…
— Ты еще не пристрастилась к созерцанию пупа? — буркнул он. — Помогает в размышлениях. — В его глазах появились насмешливые искорки.
— Почему бы и нет? — сказала она, не обижаясь на шпильку. — Я пользуюсь приемами йоги, когда мне нужно хорошенько сосредоточиться, снять напряжение. — Она подошла к двери, обернулась, и на ее лице появилась озорная улыбка подростка. — По крайней мере, не одному тебе на него таращиться.
Примерно в двухстах ярдах от виллы стояла «симка», на водительском месте которой сидел человек и делал вид, что читает газету. На нем был бежевый легкий пиджак, кремовая рубашка с бежевым галстуком и мягкая кремовая шляпа из поплина с узкими полями. Лицо у него было худое и смуглое.
Он посмотрел на часы, бросил взгляд на виллу, скрывавшуюся в зелени, потом снова взялся за газету. В машине было жарко, а вскоре сделается и вовсе как в духовке. Но он был готов ждать сколько понадобится, чтобы выполнить данное ему поручение.
Все эти неудобства не шли ни в какое сравнение с неудовольствием того, на кого он работал.
Глава 10
Модести Блейз лежала на пляжном коврике на песке. Самые жаркие часы уже миновали, но солнце по-прежнему пекло вовсю. На маленьком пляже к востоку от Каскаиса находилось человек десять, и до ближайшей группы от Модести было шагов пятьдесят.
Майк Дельгадо уже уехал — в Лиссабон, а может, и в аэропорт. Модести не спрашивала о его планах. В час дня Модести позвонила Вилли Гарвину в лиссабонский отель.
— Привет, Принцесса, — весело отозвался он. — Похоже, наш старик неплохо поработал со своим оппонентом-приятелем. — Вилли имел в виду Тарранта и Вобуа.
— Да, в этом смысле все идет хорошо, только, боюсь, Майк ни на кого нас не выведет.
— Ты пыталась с ним поработать?
— Да, я сказала ему открытым текстом, что поступаю в продажу. Но он на это никак не отреагировал.
— М-да. А мы-то надеялись, что он рано или поздно узнает об этой веселой компании.
— Может, еще слишком рано. А может, они слишком хитрые. И вообще, вряд ли кто-то сумеет что-то узнать, пока он не свяжет себя с ними договором по рукам и ногам и не окажется под их контролем.
— Да… Ну, так что теперь?
— Через два дня едем в Танжер, как и собирались. Я сказала Майку, что он сможет найти меня там. Даже если он сам ничего не узнает, он, по крайней мере, хоть распустит слух, что мы поступили на рынок. Вдруг это услышат те, кто нас так интересует.
— О’кей. Ты чем сегодня занимаешься, Принцесса?
— Ничем, но пусть тебя это не волнует. Ты-то, похоже, завяз по горло.
Вилли хмыкнул и со вздохом признался:
— На мою беду, особа попалась романтическая.
— Так это же хорошо!
— Чего уж тут хорошего! Она хочет, чтобы я убил вечер, слушая эти самые fado, в которых поют о любви без взаимности… Для меня это чересчур. В этом есть нечто макабрическое.
— Опять ты начитался музыкальных критиков? Что же мы могли бы предпринять, в чем не было бы ничего макабрического?
— Во всяком случае, нет резона разгуливать с веселыми минами, потому как внимательные люди могут почуять подвох. Может, выйдем в море от Историла, посмотрим на Бока-до-Инферно?
— Отлично. А потом я угощу тебя ужином на вилле.
— Договорились. Тогда увидимся на пристани в Историле часов в семь.
— В семь так в семь.
Днем Модести надела поверх своего темно-синего купальника клетчатые черно-белые шорты и такую же рубашку и отправилась на пляж. Она поплавала часок, а потом стала нежиться на солнце.
Она лежала, блаженно подставляя свое тело горячим португальским лучам и, прикрыв глаза, думала о Вилли. Ей было приятно, что они сегодня вечером совершат морскую прогулку. В обществе Вилли ей всегда было хорошо. Она вернулась памятью к тому уже далекому дню, когда выкупила из сайгонской тюрьмы мускулистого, лишенного, казалось бы, человеческого облика уголовника, мозги которого работали с большим напряжением и которого снедали злоба, подозрительность и ненависть ко всему на свете.
За неделю до этого она увидела его в поединке, который проводился на открытой арене по инициативе Федерации восточных единоборств, пытавшейся привить во Вьетнаме тайскую борьбу. Вилли действовал мощно и быстро, но этого Модести было бы мало. Решение выкупить его и попробовать использовать в своей Сети пришло к ней после того, как он отправил соперника в нокаут.
Надевая рубашку, Вилли посмотрел куда-то в проход арены, и на его лице Модести заметила смесь усталости и отчаяния. Она проследила взглядом за Гарвином, и увидела, как по проходу идут двое полицейских. Когда она снова взглянула на Вилли Гарвина, его лицо опять излучало ненависть и злобу.
Полицейские подошли к нему, что-то коротко ему сказали, и Вилли, не попытавшись даже оказать сопротивления, пошел с ними. Когда он проходил мимо нее, их взгляды на мгновение встретились. Похоже, он что-то увидел в ее глазах, потому что огоньки ненависти вдруг угасли. Он пожал своими плечищами, в голубых глазах появилось выражение покорности судьбе, и его увели.
Модести тогда вступила в борьбу с собой: попытаться выкупить его или забыть о случившемся? Но именно те два коротких проявления совсем другого начала в этом человеке и решили дело. Она выкупила его, забрала с собой в Танжер, и полтора месяца спустя прежний Вилли Гарвин приказал долго жить.
Она поняла — впрочем, она заподозрила это с самого начала, — что у нового Вилли Гарвина мозги работают даже получше, чем у нее самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97