Белое покрывало было откинуто: на собравшихся глядели тёмные, глубокие, как бездна, глаза на смуглом, мудром, спокойном, как небо полудня Эллады, лице.
— Великий Арраим! — прошептал Даниил и пал ниц перед Царём и Посвящённым Чёрных. За ним последовали и остальные, даже Фома преклонил одно колено. Только я, Фалес Аргивянин, Великий Посвящённый Фив, потомок царственной династии Города Золотых Врат, остался неподвижным, ибо что было мне, носящему в сердце своём Холод Великого Познания, в величии Земли?
— Халдеи, — раздался металлический, спокойный, но могучий, как стихия, голос Арраима. — Выслушайте меня. Вы, оставленные ныне вашим покровителем только лицом к лицу со своей Мудростью, сами должны найти выход из положения. Великий Посвящённый Фиванского Святилища Фалес Аргивянин, познавший Истину, не может передать её вам, ибо Истина не передаваема, а познаваема. Вам нужно идти по средней дороге — дороге абсолютного предания решения воле Неизреченного. Не помогайте ничему и не противодействуйте ничему. Пусть свершается Воля Единого. На Иисуса Назарянина, если вы не познали его разгадки, смотрите как на человека. Уничтожьте все записи о Его Учении, жизни и делах. Ибо если всё это от Неизреченного, то Он, Единый, и позаботится о том, чтобы дело Его не угасло. А если это не от Него, то всё и угаснет, ибо вы сами знаете, что только доброе семя приносит плод добрый. Поэтому там, в глубине веков, вы и найдёте, может быть, разгадку тайны плотника из Назарета…
Тишина охватила собрание. Долго думали халдеи, поглаживая долгие бороды.
— Да будет! — вымолвил наконец Даниил, и все как один встали и, склонившись ещё раз пред Арраимом, один за другим покинули место совещания.
Теперь, Эмпедокл, вернёмся со мною к началу моего повествования. Словно желая растопить грешную Землю, пылало Солнце. Толпа будто стала ленивее, стараясь идти там, где порой попадались ещё кое-какие деревья; наконец, почти около самой Голгофы, толпа подошла к длинному ряду больших домов, утопавших в зелени роскошных садов. То были дома богатых саддукеев. Около одного из них стояла группа женщин, очевидно, ожидавшая прихода толпы, и между ними — молодой ученик Назорея Иоанн. Все они окружали высокую, в великом страдании женщину с плотно закрытым лицом; но сквозь покрывало я узнал глаза Матери Великого, Матери, с которой раз говорил и я, Фалес Аргивянин. Об этом свидании я расскажу тебе, Эмпедокл, позже, когда, если будет к тебе милость Неизреченного, ты станешь мудрее. Ибо великие тайны поведаю тебе я, старый друг мой, и твой нынышний мозг не в состоянии будет постигнуть их.
Когда осенявший всю эту группу кедр бросил гостеприимную тень на лицо Божественного Осуждённого и когда, вместе с тем, Его осияли дивные глаза Его страдающей Матери, — он пошатнулся и упал на одно колено. Послышались омерзительный хохот и насмешки толпы, визгливо обрушилась на Него брань третьего осуждённого, и только второй — гигант разбойник — почти с нежностью наклонился над Ним и даже поддержал одною рукою край угнетавшего Назарянина креста.
— Великий Аргивянин! — раздался около меня тихий голос Арраима. — Видишь ли ты ранний всход Божественного семени в глазах кровожадного разбойника?
Видя остановку толпы, шедший впереди центурион подошёл ближе. Его суровый взор солдата окинул толпу.
— Иерусалимские свиньи! — зычно сказал он. — Его отдали вам на потеху, распять Его вы имеете право, но Он идёт на смерть, и я не позволю издеваться над Ним. Он изнемог; Его крест больше, чем крест других. Не поможет ли кто-нибудь Ему?
Толпа оцепенела. Как? Взять крест осуждённого? Принять тем самым на себя часть его позора?
Кто из правоверных иудеев мог бы решиться на это?
— Клянусь Озирисом!* Ты прав, солдат! — раздался вдруг чей-то громовой голос, и сквозь толпу властно протиснулся гигантского роста мужчина с густой окладистой уже седеющей бородой. — Ты прав, солдат! Только гнусные иудеи могут издеваться над страданиями человека, как я слышал, осуждённого в угоду богатым. Вставай, друг мой, я понесу крест твой, будь он хоть свинцовый, клянусь Озирисом и Изидой, не будь я кузнец Симон из Киринеи!
Гигант ухватил крест Спасителя и одним взмахом вскинул его себе на плечи. Но глаза его в ту же минуту вспыхнули огнём изумления.
— Да он на самом деле точно из свинца, — пробормотал он. — Как Он нёс его до этой поры?
— Великий Аргивянин! — снова услышал я голос Арраима. — Считай внимательно! Разбойник из Финикии, солдат из Рима и грубый кузнец из Египта! Что скажешь ты о Великом посеве скромного плотника из Галилеи?
Вдруг группа женщин была раздвинута чьей-то белой, властной рукой, и около Божественного Страдальца очутился пожилой, высокий, худощавый иудей в роскошной одежде богатого саддукея. Глаза его блистали дикою злобою, он гневно ухватил Галилеянина за плечо и толкнул Его вперёд.
— Иди! Иди! — только и мог выговорить он, задыхаясь от злобы и ярости. Кротко глянул на него Спаситель.
— Привет тебе, Агасфер! — чуть слышно прошептали Его окровавленные губы, и Он, медленно поднявшись из праха, пошёл за Симоном, нёсшим Его крест, пошёл, тихо опершись на руку разбойника, приветливо протянутую Ему. Шумя и крича двинулась за ними толпа, двинулась и группа женщин. Около калитки своего роскошного дома остался один Агасфер, продолжая изрыгать хулу и проклятия вослед Осуждённому.
В одну минуту очутился перед ним Арраим. Я не узнал его: это не был уже скромный паломник, это не был учёный, поучающий мудрости мудрых халдеев, — это был Великий Первосвященник Люцифера, его огненный слуга, собравший в себе всё великое магическое могущество Планеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30