химик Игорь Филатов пытается обратить наше внимание на удивительно ничтожное содержание фосфора в пробах воды одной из последних станций, где-то в сотне миль от Такоради, а Валентин Суховершин, перебивая Игоря, рассказывает с горящими глазами, как он подстрелил из ружья двух дельфинов. Шкуры их уже засолены в бочках, а это значит, что в нашем музее появятся чучела этих забавных морских зверей. Потом вниманием всех овладевает Сергей Оверко.
– Солнце палит так, что палуба потрескивает и смола между досок закипает. Штиль; ни облачка, ни дуновения. Вдруг голос из динамика: «Пустой баркас в море!» Что еще за баркас? Выскакиваем на палубу, вертим во все стороны головами и видим: качается на зыби небольшой баркас, на палубе лежат люди. Один поднялся на колени и рукой машет, кричит что-то. Подошли мы к баркасу, видим: семеро негров, истощенных, худых, не люди – скелеты. Оказывается, они рыбачили около родного берега. Неожиданно на баркасе отказал мотор, и их понесло в открытый океан. На судне – ни грамма воды. Восемь дней носило их по океану, и, не заметь мы их, неизвестно, чем бы все это кончилось...
Он замолкает, а я представляю себе, чем это могло бы кончиться. В прошлом рейсе милях в двухстах от берега мы увидели в океане хрупкую пирогу из красного дерева. Она была пуста. Лишь на дне лодки валялись рыболовные снасти, обглоданные рыбьи кости, старая одежда и поломанное весло, да блистала прибитая к корме на счастье серебряная монета. А где же рыбак? Что с ним? Упал ли, обессиленный, за борт или сам в океан бросился, потеряв всякую надежду на спасение? Но на этот вопрос никто не ответит: океан крепко хранит свои тайны.
– А на том баркасе было одно живое существо, – замечает Игорь, – маленькая мартышка.
– И они подарили ее нам на память, – заканчивает Валентин.
Мартышку мы видели, когда поднимались на «Олений». Она сидела на мачте и скалила на нас мелкие острые зубы. Игорь нам рассказал, что первые дни зверек скучал, ничего не ел. Потом, пообвыкнув, мартышка стала слезать с мачты и брать оставленные ей бананы. Мартышке было скучно. Ее тянуло к людям, среди которых зверек привык жить, но люди были какие-то не такие... белые. Они кидали мартышке конфеты, сахар, приглашали к себе. Нужно было сделать выбор, и он пал на Игоря. Однажды обезьянка решилась и спрыгнула к нему на колени. С тех пор они большие друзья. Мартышку назвали Яшкой, хотя по всем признакам ей лучше бы подошло имя Машка. Игорь сшил Яшке трусы и тельняшку, в которых обезьяна щеголяла почти в течение всего рейса.
Потом разговор перескакивает на другую тему. Меня волнует вопрос: будут ли они тралить в тех местах, где обитают капские морские котики?
– Да, конечно, – подтверждает Оверко. – С ними нам еще придется повозиться: лезут в трал за рыбой. В общем привезем одного. Опыт у нас уже есть.
Все смеются, вспоминая предыдущее возвращение «Оленьего» в Калининградский порт. Ко всеобщему изумлению встречающих, одним из первых, кто сошел на берег, был... громадный, центнера в три весом, злющий капский кот. Он скалил на всех свои желтые клыки и оглушительно, с обидой в голосе ревел. И хотя матросы крепко держали его за канат, которым была обвязана толстая, жирная шея животного, все, кто присутствовал на пирсе, вдруг шарахнулись подальше от этого неласкового «котика». Их тогда привезли двух – большого кота, прозванного Громом и котенка Малышку. Пойманы были животные у Юго-Западной Африки: оба кота заплыли в трал. Они шмыгнули в него в погоне за стайкой ставриды – и оказались в ловушке. Через несколько минут, почувствовав, что воздуха в легких уже нет, Гром рванулся вверх и потащил к поверхности трал с рыбой. У животного хватило сил вытянуть такой груз до поверхности океана, оба кота успели вдохнуть воздух и вновь погрузились в океан. И еще два раза выволакивал Гром трал к поверхности, пока снасть не подтянули к борту судна. Подтащили и замешкались: из зева трала на матросов скалил зубы разъяренный зверь, а около него ворочался другой, поменьше.
– Всю рыбу, подлец, передавит! – сказал кто-то. – Нужно сначала этого здоровяка выудить.
Вытащить его нужно, но как? Присмотрелись к Грому матросы повнимательнее, оглядели его и ловко накинули на толстенную шею канатную петлю. Потом продели канат через ролик стрелы, включили шпиль и выдернули кота из трала. Оказавшись на палубе, кот с минуту оторопело осматривался, а потом издал воинственный клич и, неуклюже переваливаясь на ластах, направился к матросам. Может, он ничего плохого и не замышлял, но матросы отказались с ним знакомиться – в мгновение ока палуба опустела. На ночь котов загнали в судовую лабораторию, где они учинили настоящий погром: сломали стол и изгрызли в труху два экспедиционных ящика. Утром их пересадили в специальную загородку, в которой и довезли до порта.
– Членам команды «Обдорска» – в лодку!
Мы с неприязнью смотрим на динамик, но что поделаешь – пора.
Выходим на палубу. В руках у нас газеты, журналы, а я прижимал к груди посылку, в которой что-то «булькало». Яшка швырнул с мачты в нас бананом; Игорь погрозил ему пальцем, и он спрятался, показав на всякий случай язык.
Вскоре суда расстаются. Наш путь – на север, «Олений» спешит на юг, к берегам Юго-Западной Африки.
А время летит. На карте Гвинейского залива вдоль экватора и за ним, в южном полушарии, появляются все новые черточки ярусов, кружочки станций, квадраты и овалы, ограничивающие районы наибольшего скопления тунцов и акул, места, где можно вести промышленный лов рыбы.
Уже почти три месяца прошло с того хмурого январского дня, когда мы покинули Родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71