– Простите?
– Ну, кого-нибудь из родственников покойной.
– Но позвольте... Я... Я пока еще...
– Это что? Это вы сами говорите? Да? Ну надо же! (В сторону: "Лена! Лен! Она живая, оказывается!" – Слышны изумленные крики Лены.) Подумать только! А вы у нас в картотеке покойников!
– Что ж. Бывает. Но я тут ни при чем.
Запальчиво:
– А я разве при чем? Я, что ли, вас туда вписала? Не мой почерк. И Лена вам скажет, что не мой! Да сами можете приехать убедиться.
– Зачем? К тому же я не имею удовольствия знать ваш почерк.
– Это надо же! Пишут что попало, а мы расхлебываем! Значит, так: вам причитается... Ой, да что я! Вам теперь не со мной... Я только с покойниками разговариваю! То есть, с этими, с наследниками. Вам надо с Леной. Лен! Возьми трубочку!
Лена поначалу восклицала: "Ох, надо же!", "Это подумать только!" "Чего пишут, сами не знают!" Затем перешла к изложению одного похожего случая из ее практики. Только там было наоборот: кто-то в картотеке числился живым, а сам-то давно был на кладбище. Такая была волынка, пока все это выяснили и наследников разыскали. Привыкнув наконец к мысли, что я в самом деле жива, Лена приступила к делу. Но, впрочем, она была еще не в курсе. Перенесет меня в свою картотеку, все уточнит и будет звонить снова.
Прошу понять меня правильно. Я ни в чем не обвиняю этих двух молодых (судя по голосам) женщин. Верю, что в путанице с картотеками их участия не было, напутал кто-то другой. И на это не сержусь: не со зла ведь путали. Обыкновенная история: заполняли карточку, а думали о другом: что купить и чего не забыть. С кем не бывает? Некоторые, быть может, скажут: бестактность! Сначала выясни, жив человек или нет, а потом уж звони! Но и тут я никого не осуждаю. Дел много и служебных, и домашних, когда там выяснять? Что написано, тому и веришь. А вот учреждению, откуда раздался звонок, я так даже очень благодарна. Не обсчитали, не удержали, не вычитали, а напротив – стремились доплатить. Новость, следовательно, мне сообщили приятную, ну а то, что заодно причислили к покойным, – это легкое недоразумение, которое нетрудно устранить.
Двух моих молодых телефонных собеседниц упрекнуть можно лишь в одном: они спутали жанры. Эмоциональность, свежесть и непосредственность реакций, выраженная в разнообразных восклицаниях, – все это вполне уместно в беседе, ведущейся по домашнему телефону с добрыми знакомыми. Но уместна ли эта живость в разговоре с человеком незнакомым в трубку телефона служебного? Думается, что нет. И стоит ли в эту трубку рассказывать всякие курьезные, но к делу не относящиеся истории? И тут думается, что нет. Телефон стоит в учреждении, а туда вечно кто-то дозванивается...
Однако справедлив ли и этот мой упрек? Кто, где, когда говорил Лене и ее товаркам о том, что жанры существуют не только в произведениях искусства, но и в устных беседах? В школах этого не проходят. В институтах – тоже. Откуда ж людям знать?
Вот я и подумала: не пора ли поговорить об этом на страницах печати?
1984

1 2