Управляющий
гостиницы желал поговорить с гидом. Я сообщил ему, что это невозможно:
девушка реквизирована представителем французского правительства для вы-
полнения официальной миссии; все детали будут ему сообщены утром госпо-
дином Шнейдером, гуманитарным атташе, у которого на руках охранная гра-
мота самого короля Хусейна, а теперь совсем не время нас беспокоить. Я
бросил трубку, не дослушав его, и подобное нахальство меня самого удиви-
ло. Потрясающе, как это быстро приходит - уверенность в себе. Стоит
только получить хоть немного власти.
- Хусейн, господин литератор, это в Иордании. А здешнего короля зовут
Хасан. Тем не менее спасибо.
Ее голос был мягок, она чуть насмешливо тянула слова. Когда она нача-
ла стаскивать с себя тенниску, я сказал, что это необязательно, потому
что у меня есть своя гордость. Я вполне мог оставить ее здесь, не затас-
кивая в кровать, и к тому же я уже предупреждал, что отнюдь не считаю ее
потаскухой. Она снова натянула тенниску, и я опять, похоже, попал впро-
сак. "Да нет, все в порядке", - пробормотал я. Уж в который раз я, на-
верное, не так выразился. Она ответила довольно резко, что ей начхать на
собственное тело, она никогда ничего не чувствует, так что я могу им
располагать, если мне хочется попытать удачи, ведь все парни немного
сдвинуты на женщинах, которые не получают удовольствия, и лезут из кожи,
словно боятся упустить большой куш. Как можно достойнее я отвечал, что,
прежде всего, я обручен, даже если... впрочем, в конце концов, это мои
проблемы... и потом, не моя вина, что она такая, а говорить со мной мож-
но бы и в другом тоне. Она извинилась и сослалась на то, что слишком
вздрючена. Я заметил, что нервы есть и у меня. Тут она снова стянула
свою майку со словами, что, по меньшей мере, это нас успокоит, а с таким
доводом согласился и я.
Когда ее бордовые джинсы и все прочее спустились к щиколоткам, я по-
думал: если она не любит заниматься любовью, то только зря портит такой
стоящий товар. Она красовалась на паласе нагишом, а я старался открыть
мини-бар, чтобы малость взбодриться. Наконец, воспользовавшись связкой
ключей как фомкой, я успешно взломал дверцу и начал приготовлять кок-
тейль собственного изобретения. Лежа поперек кровати с сигаретой в зу-
бах, она наблюдала, как я смешиваю напитки из миниатюрных бутылочек. Об-
ратив мое внимание на то, что обычный способ использовать ключ - вста-
вить его в замочную скважину, она затем не без надежды в голосе спроси-
ла, не страдаю ли я случайно бессилием. Я же был просто слишком заморо-
чен историями с Жан-Полем и Иргизом. И к тому же, ежели я сначала зай-
мусь любовью с этой девчонкой, мне, как я себе представлял, потом будет
легче ей все объяснить.
Когда я разделся и перевернул ее к себе спиной, она забормотала, что
нет, так не надо, мы же еще не слишком знаем друг друга, а я отвечал,
что именно поэтому я и желаю явить к ней уважение как к незамужней де-
вушке. Но тут мне стукнуло в голову, что она-то не цыганка, и я плюхнул-
ся ей на живот, и видел ее глаза, и это было тоже хорошо, несмотря на то
что она вежливенько поглядывала на меня, ожидая, пока я уймусь. Надо
сказать, чувствуешь себя при этом довольно странно. Я уж пускался во все
тяжкие, елозил, как мог, перемежал нежности с грубостью, но можно было
бы подумать, что я мою ее машину, а она терпеливо пережидает, посматри-
вая на меня через лобовое стекло.
- Если вам угодно, я могу и прекратить.
- Ничего, это меня не беспокоит.
- А меня вот как раз напротив.
- Ну, если мы будем продолжать хамить, то не стоило и начинать.
- Но начал-то не я первый или как?
- А что за книжку вы пишете?
Мне захотелось выказать свое мужское превосходство классным уколом
шпаги. Она же лишь хмыкнула, что это не ответ. Тогда я сказал ей, что
это разные истории о жизни человека. Это ее немножко смутило, и я смог
без помех заняться собственным удовольствием, думая о Лиле: она-то вкла-
дывала столько жара в это занятие, что теперь у меня даже выступили сле-
зы и закапали на грудь блондинки.
- Ты что, плачешь или это пот?
Я не ответил. Проглотил свои дурацкие слезы о потерянном прошлом, ко-
торое, пусть теперь я изо всех сил и стараюсь о нем забыть, все же при-
несло мне немало счастья. В некотором смысле я был доволен, что топлю
Лилу в теле этой совершенно бесчувственной девицы. Такова плата за то,
что меня предали. Я спрашивал себя: неужели мне по гроб жизни суждено
остаться таким сентиментальным? Но тут моя красавица вскрикнула: дело в
том, что, перепихиваясь с ней, я затолкал ее к самому изголовью, и она
стукнулась головой о стену. Оттуда раздался голос сонного соседа-посто-
яльца: "Войдите!"
Тут мы оба разом зашлись от хохота, и сам не пойму, что дальше прои-
зошло: может быть, что-то там у нее в нутре содрогнулось или сдвинулось,
но голову могу прозакладывать - мы оба разом вознеслись на небеса. Обх-
ватив друг дружку за бока, мы катались по простыням, обоим стало как-то
сладко не по себе, было трудно дышать, но главное - все перегородки меж-
ду нами обрушились, и мы посмотрели друг на друга, как старые приятели.
Получилось даже лучше, чем когда просто любишь, и совершенно по-новому:
два чужака, двое отверженных, на которых всем наплевать, обрели друг
друга, и я был горд, что смогу увезти ее в Иргиз.
- Поганец, - улыбнулась она. - Это какое-то жульничество.
Я прошептал, что меня зовут Азиз, чтобы не упустить минуты моего
скромного триумфа. Она расщедрилась, заметив, что так даже неплохо, и я
по чести должен был бы принять ее слова за комплимент, а потому тотчас
сказал "спасибо" и что в следующий раз будет еще лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26