Позже я узнала, кто же там был, поэтому могу и вам рассказать, чтоб не мучить вас словотворчеством и фразочками типа: «Тогда мужик с большим, как у Клотильды, шнобелем встал и сказал…»
Перво-наперво там била прекрасная Иулия, сестрица Клотильды. Ну на Клотильду она была похожа, как я на атомоход. Тощая, маленькая, со злюще-кислющей рожей. Хоть уксус сцеживай и огурцы маринуй! Да и то банки на следующий день повзрываются…
Мужик в богатом кафтанчике при мече и с кучей гонора — это сам папа Клотьки и Иульки. Клотя на него размерами похожа, а Иулька — кислой вывеской.
Нянька Готфрида с вышиванием. Клотильде так и не удалось ее нейтрализовать. Стоило родственничкам заткнуться хоть на секунду, чтобы перевести дыхание, сплюнуть яд и собраться с мыслями, нянька тотчас же заводила: «А вот когда прапрадедушка Танкред сражался с неверными за Гроб Господень…»
Сопящая парочка — братец и сестра Готфрида— окопалась за кислой капустой и слаженно тявкала на Клотильду и ее родню. Я подозревала, что эти Пат и Паташон и были ночными заговорщиками. Интересно, чем же им так досадил паж, что они бабла не пожалели на то, чтобы выправить ему билетик на тот свет?
Хмурый дядька в кирасе. Я так и не узнала, кем он приходился Готфриду. По морде — прихлебала, сам квакал что-то об общем троюродном племяннике с материнской стороны его тещи.
Вот и вся колода. Когда все расселись и приготовились к труду и обороне, Клотя долго церемониться не стала. Даже не поговорив о погоде, девуля начала с краткого, но зело эмоционального спича: мол, с Готфридом у них, все прекрасно, муж готов ей носки штопать, Виталис — несчастная жертва злобных интриг (кирпич в моську Иулии), поэтому, в дальнейшем присутствии сочувствующей родни счастливое семейство больше не нуждается. Мол, погостевали, и хватит!
После заявления Клотильды в зале стало тихо. Этим тут же воспользовалась няня. Резво тыкая иголкой в ткань, она голосом профессиональной рассказчицы забубнила:
— Когда мой прапрадедушка Танкред был еще молод…
— Ради всего святого, при чем здесь прапрадедушка Танкред?! — взорвалась Иулия. — Батюшка, да моя распутная сестрица только что заявила, что ее бессмертная душа, и так уже двадцать раз перезаложенная, не нуждается в благотворном бальзаме сестринской любви!
— Со слухом у тебя, Иулька, всегда было плохо! — отпарировала Клотя. — Поковыряй мизинцем в ушах — помогает. Я всегда так делаю.
В Бучу включились сестра и брат Готфрида (Мария и Анхельм). Дружненько и гаденько эти мормышки навалили на Клотю. Ах, ах, невестушка их обидела, ах, ах, они непременно должны остаться и открыть Готфриду глаза на поведение его гадкой жены.
Ха, испугали ежа голой задницей! Да Готфриду сейчас до них, как до Юпитера, в том смысле, что начхать глубоко.
Примерно то же самое и сообщила им Клотя. Только популярнее, подкрепляя речь выразительными пальцедвижениями. Тут попытался включиться папуля.
— Клотильда! — патетично вякнул он. — Недочь моя! (Напомни, чтоб после обеда я от тебя снова отрекся!) Как можешь ты быть столь дерзкой?
Клотильда и ему популярно растолковала. Припомнила все — и двух долбанутых нянек, и третью его жену, и какую-то битву при Бамбурге, из которой папа ей так и не привез обещанную челюсть врага, зато притащил Иульке ковчежец с левым коренным зубом святого Гюза… Я и не подозревала, что из ничего можно накатить такую телегу. И вправду: жизнь без телика — все равно что без резинок в трусах. Рано или поздно озвереешь…
От такого непотребного поведения старшей дочери папаша заикал и зашарил ручонками по столу в поисках какой-нибудь жидкости. Ближайшей к нему, кажется, стояла клюквенная… Ее-то папаша и хватанул. Икота ушла вместе с сознанием. Папуля тихо сполз под стол, туда, где недавно валялся его зятек. Правду говорят, свято место пусто не бывает… Иулька не упустила случая закатить истерику.
— Ты отравила — его! — возопила она, неправдоподобно выкатывая глаза и дергая себя за волосы.
М-да, актерское мастерство на троечку — вместо скорбящей дочери у Иульки получилась живенькая сценка «Месяц экономии на туалетной бумаге»…
— Дура ты, Иулька, и уши у тебя холодные! — заковыристо опустила сестру Клотька. — От самогонки не умирают…
Иулька недоверчиво понюхала папин кубок, и ее перекосило еще больше. Опять наступила пауза.
— Мой прапрадедушка Танкред всегда говорил…
Второго этапа воспоминаний о дедушке Танкреде не выдержал никто. Поднялся такой гвалт, что у меня в ушах зазвенело. Акустика, надобно сказать, в зале была прекрасной — слышно, как тараканы чихают. Иулька обзывала сестру такими словами, что торчавший из стенки Ула краснел, зеленел, стыдливо хихикал и прикрывал глазки ладошками. Клотька в долгу тоже не оставалась. Из ее опуса, посвященного нежно любимой сестричке, я узнала, что на свете бывают прыщавые клячи, красноглазые бутылки— с уксусом и худосочные дубины в кружевах, что любой мужчина лучше женится на бешеной саранче, нежели обручится с Иулькой, что их маменьке на том свете неможется от того, что у нее такая дурында-дочь… Сестрица Мария с братцем Анхельмом слаженно валили вообще на всю семью Клотильды. Досталось и дедушке Танкреду. Глумления над великим не выдержала нянька и тоже вклинилась, скрупулезно описывая, что дедуля Танкред сделал бы с охальниками, если бы сарацины не уделали его как поросенка прямо на воротах Иерусалима.
Я слушала это словесное мочилово, раскрыв рот. Если бы Ула еще не плевался над ухом, как обкурившаяся рыба-кит, было бы вообще как в театре. Жаль только, что актеры все такие зажатые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105