— Мне совсем плохо, — простонало облако и выпало дождем, зазвенев по дну кувшина в моем кармане.
— Вернулась… — разочарованно протянул молодой голос — Поможем?
— Можно. Эй, парни! Отгоните кобылу и зверька, я самолично его на рогатину насажу.
От рева Тихона зазвенело в ушах, и боль, прорвавшись сквозь пелену забытья, с яростным ликованием вонзила в меня свои раскаленные когти.
А мне так хочется тишины… покоя…
Да перестаньте же раскачивать землю!
Но как нарочно: ржут кони, орут и воют люди, свистят пули… почему не выключат телевизор?
Словно проникшись состраданием к моим непритязательным желаниям, высшие силы звук приглушили, позволив сосредоточить все внимание на медленно кружащем высоко в небе, таком неимоверно голубом и прозрачном, черном драконе.

Часть 2
ПОЧЕМУ Я ОТ ВСЕХ УБЕГАЮ?
ГЛАВА 14
Грань между бредом и видениями
Сон разума рождает чудовищ…
Франсиско X. де Гойя
…а его пробуждение выпускает их на волю.
Заведующий отделением психиатрической больницы
Приторно пахнет цветами. И талым воском.
— А… А-а-апч…
— Будь здоров! — раздается громкий голос у самого уха. Вздрогнув, я забыл чихнуть, а когда вспомнил, было уже поздно, настрой пропал. Зато осталось свербящее жжение в носу, тяжесть в голове и желание сказать доброжелателю пару-тройку слов. Но вместо этого я предельно крат-ко пообещал:
— Постараюсь.
Приоткрыв глаза, некоторое время недоуменно рассматриваю клубящийся вокруг густой ультрамариновый туман.
— Что это? — спрашиваю я у невидимого собеседника, несколько раз подряд моргнув в надежде, что зрение прояснится.
— Хи-хи-хи, щекотно…
— Джинн!
— Что? — жизнерадостно интересуется подневольный владыка серебряного сосуда.
— Слезь с моего лица.
— Ой!
Синий туман рывком смещается в сторону, открыв моему взору окружающую обстановку в естественном освещении: сквозь густые облака пробивается рассеянный лунный свет, и в искусственном: дрожат на ветру бледно-желтые огоньки свечей.
— Апчхи-и-и! — Проснувшись, в груди заворочалась боль. Но не резкая, а вполне терпимая.
— Будь здоров! — тотчас произносит на удивление обходительный джинн. Это настораживает.
Зрение постепенно адаптируется к тусклому, мерцающему свету.
Приподнявшись на локтях, я, несмотря на легкое головокружение и дикую слабость, нахожу в себе силы осмотреться.
Ложе, на котором я возлежу, расположено на небольшом возвышении, покрытом, словно живым ковром, крупными орхидеями. Их белесые, почти прозрачные цветки загадочно сияют в лунном свете и распространяют тот пресыщенный сладостью аромат, от которого хочется раскатисто чихнуть.
— Апчхи!.. Ой!
— Будь здоров! — Тут как тут возник джинн, окончательно утвердив меня в подозрениях по его адресу. Либо заболел, либо… теряюсь в догадках, что еще могло так на него повлиять. А он, словно задавшись целью окончательно убедить меня в обоснованности этих сомнений, любезно спрашивает: — У тебя, часом, не насморк?
— Нет.
— А то я средство хорошее знаю.
— Пурген? — с подозрением интересуюсь я, вспомнив старый врачебный анекдот.
— А… Нет. Мятный чай с медом диких пчел и молоком верблюдиц.
— Тоже диких?
— Кого?
— Верблюдиц.
— Зачем? Лучше домашних.
— А есть разница? — удивился я.
— Вай! А ты пробовал доить дикую верблюдицу? — всплеснул руками джинн.
— Нет, — честно признался я. — Впрочем, домашних тоже не доил.
— Процесс тот же, но пока поймаешь… весь мокрый будешь.
— Вспотеешь?
— Оплюет.
— Понятно, — говорю я и возвращаясь к изучению обстановки.
У основания устланного орхидеями холма блестит узкая полоска воды, по гладкой поверхности которой неспешно дрейфуют кувшинки с ядовито-желтыми цветками и широкими листьями. На выпуклой поверхности некоторых из этих листьев трепетно полощут мягким пламенем медленно тающие свечи. Отражаясь в воде, крохотные огоньки многократно множатся, образуя вокруг холма кольцо живого света, которое словно делит весь мир на две части. Та, что внутри, — четкая, реальная, а та, что снаружи, — едва различимая, наполненная космической нереальностью. Застывшие в нелепом нагромождении фигуры — сразу и не сообразишь, что это такое. Деревья не деревья… Разве что какая-то особая карликовая разновидность, лишенная к тому же признаков листвы.
— Джинн, где мы?
Призрачная субстанция нахмурилась, озабоченно сдвинув над переносицей стремительно разросшиеся брови:
— Мы это уже проходили.
— Когда? — удивился я. — Не помню.
— Так…
Джинн потянулся, громко хрустнув отложениями солей в суставах.
«Как это у него получается?» — невольно задумался я.
— Так… так… так…
Сняв тюбетейку, джинн засунул ее в карман шаровар. Взамен извлек и тотчас надел белый помятый халат и остроконечную шапку, украшенную изображениями звезд двух видов: пятиконечных красных и шестиконечных белых. Обслюнявив палец, джинн поднял его над головой и замер, вслух ведя отсчет от единицы. На счете тринадцать он опустил руку и многозначительно изрек:
— Ветер северо-восточный. Если, конечно, север — вон там, а там — восток. Следовательно, юг находится за моей спиной, а запад — где-то там.
— Только не нужно чертить меридианы, — попросил я чересчур активного джинна.
— О чем ты? — обеспокоился он. — Я пытаюсь установить первопричины твоей потери памяти.
— Может, ты просто мне скажешь, где мы находится?
— А может, все же…
— Просто ответь.
— Я не знаю, где мы находимся. Потому что…
— Почему?
— Чтобы гарантировать сохранение тайны нашего местонахождения, — сделав страшные глаза, ответил он.
— От кого тайны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119