Бесконечная шеренга узких кроваток с табличками над изголовьями делала этот длинный зал похожим на палату монастырской больницы. Но вместо тумбочек у кроваток стояли небольшие туалетные столики с зеркалами.
Жаба долго пыхтела на пороге, приходя в себя, а дежурная уже звонко кричала:
— Подъем, девочки! Быстро!..
Девицы нехотя поднимались, но, заметив Жабу, начинали шевелиться удивительно шустро. Когда кроватки были аккуратно застелены, мадам Софи зычно приказала:
— Слушать меня, девочки! Всем быстро почистить перышки!
Воинство пришло в движение. Кто скидывал пижамку, кто занялся собой у зеркала. Жаба медленно расхаживала по спальне, рассматривая рядовых.
— Брови! — мимоходом приказывала мадам Софи. — Глазки, глазки, девочки!
И девочки старательно подводили глаза.
— Детки, кто руководит нашей страной? — вдруг спросила начальница.
Девицы привыкли к таким неожиданным опросам. Жаба бдительно следила за их общим образованием. Для женщины, считала она, вовсе не обязательно быть умной, но уметь казаться такой, если это нравилось гостям отеля, было обязательно…
— Господин президент, — как бы нехотя пискнула одна из девушек.
— Правильно. А еще кто?
— Сенаторы, — дополнила пышная яркая блондинка, собираясь влезть в форменное платье.
— Верно. А кто знает, откуда берутся сенаторы?
Наступила пауза.
— Я жду! — поторопила начальница, показав на миниатюрную девушку, примостившуюся у своего столика.
— Слушаюсь, мэм! — ответила та. — Кажется, мэм, сенаторов иногда выбирают.
— Не зови меня «мэм»! Я не «мэм», а «мадам»! — Далекие предки мадам Софи имели какое-то отношение к Франции, понимающей толк в женщинах. И глава заведения пользовалась каждым случаем, чтобы подчеркнуть свое происхождение. — Сенаторов действительно иногда выбирают. Они являются советчиками господина президента. Но сенатором может стать не каждый. Чтобы стать сенатором, надо иметь очень большую голову и еще большие деньги. Ну вот ты, Джета, можешь стать сенатором?
— Вряд ли, мадам. Если даже вдруг у меня вырастет голова.
— Ну-ка без острот! — оборвала Жаба и несколько раз громко хлопнула в ладоши.
— Слушать всем внимательно! Все вы знаете господина Блим-Бляма. Он начинает новую колоссальную игру. И мы с вами будем участвовать в ней. За приличную плату, конечно.
По спальне пронесся легкий вздох.
— Игра называется «Друг президента». Отныне каждый взрослый человек, если на него падет выбор, целую неделю будет первым Другом господина президента! Он будет советовать, подсказывать, помогать. Пятьдесят два раза в год мы будем узнавать имя человека, которому повезло! Отныне любой может стать Другом господина президента. Понимаете? Сенатором может стать вовсе не каждый, а Другом президента любой, на кого падет выбор! Вот в чем подлинная демократия.
— А откуда же возьмутся эти друзья? — поинтересовалась Джета.
— Я же говорю, кому повезет, — принялась растолковывать Жаба. — Каждую неделю главный компьютер страны будет выбирать самого достойного. Он сам всех проверит, просеет и решит, кто самый счастливый. Все понятно?
— Даже я могу стать подругой господина президента? — рискнула спросить одна из девушек.
— Не подругой, а другом! Если машина выберет тебя, то ты станешь человеком, которому повезло!
— Если бы меня выбрали, я бы всем нам увеличила жалованье вдвое!
Девицы зашумели, заговорили.
— Тихо! — повысила голос мадам. — Я хочу, чтобы вы поняли главное в этой гениальной игре. Подлинная демократия! Никаких денег! Никаких связей и знакомств! На кого покажет счетная машина — тот Друг! Ясно?
— А если машина вдруг сломается? — негромко заметила Джета.
Мадам Софи подозрительно посмотрела на нее.
— Машину можно починить, и демократия будет восстановлена. Игра будет проходить в нашем отеле. Итак, мои дорогие, через час состоится первая репетиция встречи Друга мистера президента. Та, которая опоздает, крупно об этом пожалеет…
Жаба тяжело прошла по дортуару. Под ее взглядом полуодетые рядовые зябко передергивали плечами, ежились, но никто не смел отвернуться.
Когда мадам Софи покинула помещение, женский батальон несколько секунд еще хранил молчание. Первой его нарушила Джета:
— Придется, девочки, послужить нашей демократии!..
И снова никто не понял, говорит она серьезно или скрывает улыбку…
Блим-Блям, если бы слышал эту реплику, несомненно, принял бы ее за чистую монету. Обдумывая новую игру, он, разумеется, не забывал о личной популярности, но при всем этом он искренне хотел помочь демократии. Однако в столице на первых порах его не поняли…
Рисовать императоров, королей и прочих владык всегда считалось весьма опасным занятием. Неудачно изображенный монарший нос мог стоить художнику головы. Но венценосцы неукротимо желали быть запечатленными на кусках холста, обрамленных золочеными рамами. Как известно, спрос всегда рождал предложение, и один за другим на свет божий появлялись гениальные живописцы. Стоя у своих мольбертов, они часами бесстрашно повелевали властелинами, диктуя, как им сидеть, куда смотреть, и те не только сносили любые капризы мастеров, но и платили немалые деньги, чтобы остаться в памяти потомков в достаточно достойном и приличном виде.
Изобретение фотографии сначала несколько облегчило участь монархов, и в первую очередь — их финансовое положение. Фотоснимок, даже так называемый художественный, стоил намного дешевле, чем холст, исписанный маслом. И если не считать, что придворный фотограф требовал ненадолго замереть перед несуразным ящиком на треноге и при этом нещадно жег магний, то никаких особых неудобств сиятельным лицам фотография не причиняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48