Старинное. Это… Как это… Антиквариат. Трюмо у меня стояло в прихожей — подарок от бабушки покойной. Я его пропивать зарекся, но раз такая ситуация — поправиться надо, то тогда можно. Короче, подхожу я к трюмо, заглядываю в него последний раз и вижу в зеркале три своих отражения. Не одно! А три. И одно из них вдруг так строго посмотрело на меня и говорит — пошел на хрен! Я глазами похлопал-похлопал, а второе отражение добавляет: пошел в манду! Тут я чувствую, что ноги у меня подкашиваются, и думаю о том, что если и третье отражение чего-нибудь такое ляпнет, то я точно грохнусь в обморок. А что, с похмела это вполне возможно. Один мой дружок с похмелья крутого в кому впал. Сначала в канализационный люк это… впал. А потом в кому. Так вот, лупаю я глазами, а третье отражение, которое больше всех остальных на меня похоже, говорит важно так — нельзя, говорит, человека на хРен посылать, А второе ему — а я не на хрен, а в манду! А какая разница? — это первое отражение спросило. А большая! — третье отвечает — манда, говорит, это женское начало символизирует, а хрен — мужское. Свет и тень, ночь и День, Солнце и луна. Инь и янь. Как они про эти самые ини и яни завели, я все-таки опустился на пол. Ноги меня держать перестали. И начал потихоньку отползать. А первое отражение — они-то, отражения, остались в зеркале, как будто я стоял перед трюмо, а не валялся на полу, — первое отражение кричит — даешь каждой Зине по ини, каждой пьяни по Яни! Я с пола вскочил и в ванную. Надо, думаю, рожу умыть, чтобы от холодной воды беляк успокоился. Смотрю, а в ванне плавает Владимир Владимирович Путин! Голый! А на лбу у него пятно, как у Горбачева. Лежит в ванне и пузыри пускает, а пузыри размером с его голову, а на каждом багровое родимое пятно. Я в туалет, а там на унитазе сидят Белоснежка и семь гномов — и тужатся одновременно. Я глаза протер и вздохнул с облегчением — нет гномов и Белоснежки. Зато Али-баба и сорок разбойников сидят. И тоже тужатся. И туг я понимаю, что если все разбойники в одно и то же мгновение залп дадут из всех своих орудий, наша планета разлетится к едрене фене! Заорал я, выскочил из сортира и в трюмо башкой!
Мужик перевел дыхание и вытер пот со лба.
— Ну а дальше, — договорил мужик. — Ничего дальше не было. Очнулся я только под вечер. Башка в кровище, все в кровище, зеркало в трюмо вдребезги разбитое. И похмелиться уже не хочется, как будто я и не пил вовсе. Тем более жена приехала. Только вот до сих пор интересно, что такое инь и что такое янь. Ты не знаешь случайно? — спросил он у Никиты.
— Нет, — ответил тот.
— Ну и ладно, — согласился седоусый. — Ты кем работаешь?
Никита ничего не ответил.
— Ты вообще, брат, что-то того… Ты вообще нормальный? Никита опять промолчал.
— Может быть, ты не русский? — предположил мужик. Никита пожал плечами.
— Я, — мужик приложил ладонь к груди и стал произносить слова четко и раздельно, как обычно говорят с иностранцами, — Я слесарь. Я есть слесарь. А ты кто есть?
— А я, — неожиданно для себя произнес Никита. — А я бандит.
Мужик гулко расхохотался. Эхо покатилось вниз по пустой лестнице и смолкло где-то во тьме первого этажа.
— Ну, бандит так бандит, — покладисто кивнул седоусый. — На, махани немного. Только стаканов у меня нет, придется из горла.
И протянул Никите открытую бутылку водки. Никита принял бутылку и, словно не понимая, чего от него хотят, вопросительно посмотрел на мужика. Тот крякнул и засуетился.
— Тебе закусить, что ли, сразу? Сейчас. У меня сырок вот тут.
Он отвернулся, вероятно, движимый целью взять с подоконника сырок, а Никита, вместо того чтобы выпить, заткнул горлышко бутылки пальцем, размахнулся и с силой опустил бутылку на плешивый затылок седоусого.
Бутылка почему-то не разбилась, хотя удар был крепкий. Мужик что-то коротко вякнул и искривил шею, будто силясь обернуться, но обернуться так и не смог. Ноги его подкосились, и он точно упал бы прямо на бетонный пол, но Никита подхватил тяжелое ускользающее тело и аккуратно Уложил его, прислонив к стене.
«Вот так дела, — думал Никита, лихорадочно расстегивая на мужике ватник, — откуда у меня это? Взял и ударил человека. Чтобы отобрать у него одежду. Грабеж называется. Ну и Дела. Выходит, и правда по мне милиция плачет. А чего это я сказал, что я бандит? Я же вроде никакой не бандит. По крайней мере не был им до тех пор, пока не шарахнул бутылкой человека по башке. А может, был? Я ведь ни черта не Помню из того, что в моей жизни происходило до пьянки с этими… Абрамом и другим… с колбасного завода. Да и события после пьянки с большим трудом припоминаются. И то не все».
— Так, — натягивая на себя брюки седоусого, вслух проговорил Никита. — Валить надо отсюда. А то зашухерюсь.
Это ж полные вилы ломятся! А нары утюжить и шелюмку хлебать у меня особого желания нет.
Он поспешно покинул подъезд, почти бегом пересек улицу и только через два проходных двора подумал о том, что, кажется, не знает значения слова «шелюмка».
* * *
Антон ткнул пальцем в белую кнопку звонка, на зеленой поверхности стены напоминающую пижамную пуговицу, Коротко отзвучал мелодичный сигнал, и Антон поспешно отпрянул от двери, стараясь не смотреть на темную точку дверного глазка.
Из-за двери полетел звонкий лай.
— Изюминка, место! — раздался из запертой квартиры знакомый-знакомый голос. — Кто там? Опять ты?
— Я, — хрипло ответил Антон, теребя в руках большой букет декоративных ромашек.
Последовала пауза. Антон, опустив голову, смотрел на свои не совсем чистые ботинки, стараясь не думать о том, что его сейчас скорее всего рассматривают в глазок.
Наконец щелкнул замок, со скрипом повернулись его секретные и невидимые металлические механизмы, и дверь отворилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108