Ты бы это, ети твою бабушку в тульский самовар, не совался бы куда не надо. Знаешь, себе дороже. Заговор или не заговор. Наше дело — ловить криминальных элементов, а не путаться в политику. Так вот я тебе приказываю — не лезь. Забудь про ФСБ и чеканутого этого Ленчика выгони в три шеи из «обезьянника».
— В таком случае он подвергнется вторичному похищению.
— И пускай! — махнул рукой полковник. — Пускай его похищают. ФСБ — это… — Он указал пальцем в аккуратно побеленный потолок. — Там лучше знают, кого похищать, а кого не надо. — И Ухов снова указал на потолок.
И без того круглые глаза капитана Ряхина еще больше округлились. Много лет он ждал именно такого дела — запутанного, таинственного, могущего вылиться в большой и громкий скандал с обличением и торжеством справедливости в конце, а сейчас его непосредственный начальник требует немедленного прекращения этого дела. Подобный поворот событий никак не укладывался в сознании капитана.
— У тебя какое важнейшее на сегодняшний квартал дело? — спросил полковник Ухов и, не дожидаясь ответа, сказал сам: — Разобраться с нашествием крыс на рекламное агентство «Попкорн». Мне адвокаты Андреева телефон оборвали, и иностранный инвестор от Гарика Полуцутикова каждый день почти шляется.
Ряхин выждал паузу и проговорил:
— Я опросил сотрудников рекламного агентства «Попкорн». В день нашествия крыс они видели близ помещения агентства двух неопознанных объектов, которые по описанию точно совпадают с неопознанными объектами из больницы и неопознанными объектами с улицы, где была погоня и авария.
Полковник Ухов обмяк.
Он вернулся за свой стол, устало опустился в кресло, подпер голову руками и уставился вниз на поверхность стола подозрительно и враждебно.
— Так, значит… — упавшим голосом проговорил он.
— Преступная деятельность преступников из Федеральной Службы Безопасности зашла слишком далеко, — заговорил снова капитан Ряхин. — Наш долг предотвратить это!
Полковник Ухов страдальчески сморщился и поднял глаза на капитана. Твердо сжатые губы и сведенные на переносице брови Ряхина ясно давали понять полковнику, что от расследования приглянувшегося ему дела капитан не отстанет даже под страхом смертной казни.
— Наш долг — предотвратить преступную вседозволенность тех, кто пользуется привилегиями секретных агентов, не являясь секретными агентами на самом деле, то есть не выполняя обязанности защитника граждан от всяческой угрозы, — голосом торжественным и громким объявил капитан. — Я убежден в том, что мы стоим на пороге раскрытия самого скандального заговора, заговора в высших эшелонах безопасности страны. Наш долг — предостеречь. Потому что, если мы не сделаем это сейчас, потом может быть поздно. Сотрудники ФСБ, и заговорщики в том числе, и так имеют много возможностей для своей деятельности. Кто знает, может быть, сейчас они подслушивают наш разговор через установленные в кабинете подслушивающие устройства. В специальной литературе я читал, что подслушивающие устройства чаше всего устанавливают в малодоступных местах помещения — в люстрах, например.
Ужас отразился на лице полковника Ухова. Он вскочил с кресла, принял стойку «смирно» и, глядя на мирно поблескивающие плафоны кабинетной люстры, отрапортовал:
— Ничего такого я здесь не слышал, поскольку, несмотря на фамилию, страдаю болезнью этого органа.
Капитан Ряхин прокашлялся. Ухов опомнился и сел.
— То, что я говорил, — сказал капитан, — я говорил к примеру. В вашем кабинете нет никаких подслушивающих устройств, потому что я сегодня утром провел санкционированную проверку.
Полковник шумно выдохнул и спросил:
— Кто же давал санкции?
— А вы.
— Я?!! — поразился полковник и мысленно проклял свою привычку подписывать служебные бумаги, не глядя. — Где?
Он с грохотом отодвинул ящик своего письменного стола, порылся в бумагах и скоро достал искомую.
— Вот, — отирая с лица струящийся пот, прочитал он. — «Настоящим прошу разрешения провести проверку на предмет обнаружения подслушивающих устройств, установленных преступниками из Федеральной Службы Безопасности. Капитан Ряхин. Подпись — полковник Ухов».
Узнав собственную залихватскую подпись, Ухов посерел и, мигом разорвав бумажку, обрывки свалил в пепельницу и поджег. Затем откинулся на спинку кресла и положил дрожащую руку на левую сторону груди.
— Убьешь ты меня, Ряхин, — глухо простонал полковник. — Свободен. Иди. И с подобными докладами больше не входи ко мне. Уволить тебя, что ли, от греха подальше? — добавил он.
— Увольняйте! — твердо ответил капитан Ряхин, ради исключительного случая позабыв о правилах субординации. — Расследование этого дела я не оставлю никогда!
— Пошел вон!
Чеканя шаг, капитан Ряхин вышел вон.
* * *
Когда Андреев пришел в себя, было уже утро. Ужасно болела голова, и, может быть, поэтому произошедшие вчера события представлялись теперь чем-то вроде просмотренного накануне неприятного фильма с давно знакомыми актерами.
«Авария на глазах у съемочной группы, — касаясь горячей головы дрожащими пальцами, вспоминал Андреев, — женщина, которую я сбил. Психоаналитик. Подвез до дома. Нога подвернулась, палец прищемил. Машина сломалась. Скрипучие ворота, очень больно. А потом? Потерял сознание. А сейчас где я?»
Он оглядел комнату, в которой находился. Низкий, широкий и очень мягкий диван с белоснежным покрывалом. На этом диване, очнувшись, и ощутил себя Андреев. Кремовые обои, плотные коричневые шторы, при взгляде на которые казалось, что сейчас вовсе не утро, а поздний вечер. Какие-то неясные картины на стенах, глубокие кресла и маленький столик, на котором ничего нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108