— Ага, — поддержал товарища Ефремов. — Чувство локтя и все такое.
— В случае, если мы разделимся, шансы обнаружить преступников возрастут втрое, — проговорил капитан Ряхин, а заметив, что причиной колебаний его коллег является обыкновенное малодушие, нахмурился и риторически вопросил: — Вы присягу давали?
Несмотря на то что вопрос был риторическим, то есть не требующим ответа, Галыбко и Ефремов одновременно проговорили:
— Давали.
— Значит, хватит задавать глупые вопросы, — резко сказал капитан Ряхин. — Разделяемся. Я пойду туда, — он указал то направление, в котором двигался до того, как выяснил, что преследуемые исчезли, — прапорщик Галыбко — в обратную сторону.
Галыбко поразмыслил, справедливо предположил, что в указанном направлении встретить преступников меньше шансов, чем, например, если идти туда, куда пойдет сам капитан, и поэтому немедленно повеселел.
— А старшина Ефремов, — закончил Ряхин, — вернется обратно тем путем, которым мы шли. Надо учитывать все возможности! И каждый уголок обыскивать не по одному разу! Вернувшись, старшина Ефремов двинется к точке встречи, к этой точке, и здесь останется ждать нас. Связь поддерживать по рации.
Старшина Ефремов в отличие от капитана Ряхина считал, что преступники вряд ли будут прятаться там, где их уже искали. И прояснился лицом.
— Сверим часы, — строго сказал Ряхин.
Часов, кроме как у него, ни у кого не было. Поэтому он сердито проговорил текущее время и добавил:
— Сбор в этом месте ровно через час. То есть примерно через час. Расходимся!
* * *
Никита пробирался по подвалу, все чаще и чаще ловя себя на мысли о том, что никогда отсюда не выйдет. Он уже потерял счет часам, в течение которых бродил здесь. Время от времени Никита выбирался в коридоры, вдоль одной из стен которых тянулись окошки, выходящие наружу, но окошки были такие крохотные, что пролезть через них не представлялось никакой возможности. Никите оставалось только замедлять шаг, чтобы пару раз вдохнуть относительно чистый уличный воздух, который по сравнению с грязным смрадом подземелья казался божественно-кристальным горным эфиром.
Совсем почти отчаявшись, Никита припомнил вдруг одну штуку, называемую правилом лабиринта, которая заключалась в следующем: чтобы выбраться из какого-либо запутанного лабиринта, следует на каждом перекрестке сворачивать в одну и ту же сторону, например, влево. Применив это правило на практике, Никита даже перешел на бег, чтобы поскорее выбраться отсюда, — на первом же перекрестке он свернул влево, потом, добежав до другого перекрестка, опять свернул влево и так далее. Бежал Никита довольно долго, то и дело сворачивая в левые переходы, а когда выдохся, осмотрелся повнимательнее и понял, что битый час кружил на одном месте, Никита плюнул и побрел, как говорится, куда глаза глядят.
Наконец он совершенно выбился из сил и присел прямо на бетонный пол.
«Ну надо же! — думал он. — Что за дурацкое положение?! Почему это я тут блуждаю? Обыкновенный подвал, а я не могу найти выхода. Значит, наверное, не совсем обыкновенный подвал. Значит, бандиты усложнили систему коридоров и сообщающихся комнат. Зачем? Чтобы сбежавшие узники никуда не могли деться? А для чего еще. Черт, надо было этих непонятных попросить, чтобы они меня вывели. Уж они-то точно не заблудятся нигде».
Тут ход его мыслей прервался. Никита услышал чьи-то осторожные шаги. Мгновенно он затаил дыхание и замер, боясь пошевелиться.
«Кто бы это ни был, — решил он, — подожду. Не буду показываться. Пойду за ним следом потихоньку. Куда-нибудь он меня и приведет».
А шаги тем временем приближались. Очень скоро глаза Никиты, вполне привыкшие к темноте, смогли различить силуэт крадущегося человека. В руках человек держал автомат, но впечатление почему-то производил не грозного вояки, а перепуганного беглеца.
Никита даже услышал в промозглой подвальной тишине дрожащий шепот:
— Ну и что, что заблудился, — бормотал себе под нос человек с автоматом. — Все равно — рано или поздно меня отсюда вытащат. Или я сам выйду. Мама, как темно-то. И зачем я только в милицию пошел служить. Говорили мне родители: отслужил, возвращайся в деревню — колхоз поднимать. Стал бы я колхозником. А потом фермером. Скотину бы выращивал, поля обрабатывал.
Никита досадливо искривил лицо. Во-первых, как он понял из торопливого шепота, человек этот никуда вывести его не сможет, поскольку сам заблудился, а во-вторых, это — мент. Представитель той самой профессии, к которой Никита в последнее время все чаще и чаще ощущал глубочайшую антипатию.
«А что он тут делает-то? — подумал еще Никита. — Шарит по подвалу с автоматом. Заблудился. Не подвал, а проходной двор какой-то. Только заколдованный проходной двор. Не выбраться никак отсюда, а встретить кого угодно можно».
Пережив одни из самых страшных минут в своей жизни, Антон теперь даже не мог вздохнуть с облегчением по той причине, что вообще не мог вздохнуть. Почти потеряв сознание из-за смрада, исходящего от груды выделенной Витей субстанции, да и от самого Вити, который по невнимательности раза два в эту самую груду падал, Антон, превозмогая мучительные желудочные спазмы, потащился к выходу, увлекая за собой и Витю.
Очевидно, Антон от пережитого отупел настолько, что только через полчаса понял, что идет вовсе не к выходу, а совсем в другую сторону. Тогда он повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел в обратном направлении. Однако и в этом направлении выхода не было. Антон остановился, держась от Вити на расстоянии вытянутой руки, поразмыслил, огляделся по сторонам и окончательно уверился в том, что он заблудился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108