— прохрипел я, пуская через нос пузыри. — Клянусь!
— Ты уверен? — ласково поинтересовалась она, не ослабляя хватку.
— Неужели только моя смерть убедит тебя в этом? — кое-как проквакал я, наблюдая перед глазами разноцветные круги на черном фоне.
О, воздух! Наконец-то!
Легкие заработали кузнечными мехами, и я постепенно пришел в себя.
— Это нечестно! — проворчал, отдышавшись.
— И что с того? — Велия невинно смотрела мне в глаз.
За один только взгляд я готов был простить ей что угодно! Это и сделал. Правда, мысленно.
— Все равно, Перри, ты настоящая сволочь! — покосился я на старшину. — Сволочью был, сволочью и останешься!
Он скромно пожал широкими плечами, похоже нисколько не задетый.
— И когда мы выступаем против Солонара? — осведомился я.
— Ты очень вовремя вернулся! — оскалился он. — Через несколько дней.
— Нельзя ли поточнее, Перри? Велия ведь не будет сидеть рядом со мной остаток своей жизни! — намекнул я.
— Как только будут завершены все приготовления, — попытался он юлить.
— Конкретнее! — потребовал я.
Перри горько вздохнул и, на секунду задумавшись, конкретизировал:
— Через три дня. С первой утренней звездой.
Последующие три дня практически начисто стерлись из моей памяти. Сохранились лишь смутные видения», в которых из-за плотного алкогольного тумана трудно что-либо разобрать. Мы веселились, расслаблялись, готовились к будущим лишениям и страданиям, не думая о более близкой перспективе цирроза печени.
Последняя ночь…
Тяжелые тучи закрыли звездное небо. Любой, кто рискнул выйти на улицу, мгновенно промокал под безжалостными струями скучного дождя.
Последняя нераскупоренная бутылка загадочным образом испарилась с широкого стола. «Все должны хорошенько отдохнуть сегодня!» — приказал наш безжалостный командир.
Я стоял на крохотном балкончике под дождем и пытался думать о жизни. Хмель иссяк, напускное веселье — тоже. Я остался таким, каким могу быть лишь наедине с собой, то есть абсолютно одиноким. Искренне ненавижу слякоть! Дождь всегда выбивает меня из колеи! С другой стороны, именно в такие моменты я по-настоящему счастлив. Посторонние мысли покидают голову, и я наслаждаюсь своим несчастьем.
— Тебе нравится мокнуть? — поинтересовалась незаметно подошедшая Велия.
— Да, — пожал я плечами. — Почему бы нет?
Она осторожно прижалась ко мне, чуть дрожа от холода.
— Ненавижу такую погоду, — пожаловалась она. — Скучно, серо, тоскливо.
— Зато тихо и спокойно, — возразил я.
Одиночество… Один среди пустыни Вселенной… Только я и мои мысли… Ничто не тревожит, ничто не волнует… Нет ни правил, ни законов — только я и одиночество…
— В такую погоду чувствуешь себя совершенно одиноко.
— Неужели хорошо быть покинутым и одиноким?
— Наверное.
Я аккуратно обнял Велию за изящную талию.
— Фу, — поморщилась она, сильнее прижимаясь ко мне, — ты мокрый, холодный и скользкий.
— Разве от этого ты будешь любить меня меньше? — невинно спросил я.
— Дурак, — насупилась Велия, нисколько не обидевшись. — Ты ведь уже не вернешься в Лоренгард?
— Кто знает?
Конечно, мне не суждено вернуться. Мой проездной кончается. Осталась одна поездка в одну сторону — домой. И больше я никогда не смогу сесть за пульт к-капсулы: слишком многое понял. Похоже, как альтернатор я сдох окончательно и бесповоротно. Потому что, даже если целенаправленно передавить всех козявок в доисторические времена, прошлое нисколько не изменится. А если так, то зачем все это? Лишние А-миры отмирают. Настоящее развивается. Обычная тупая ролевая игра! Сраная RPG, в которой никому не суждено выиграть.
— Я чувствую, что не вернешься. Ты не такой, как все. Почему? — тихо спросила Велия.
— Потому что я — это я, а все — это никто.
Даже через свинцовые тучи я видел яркие, холодные и манящие звезды. Ледяные' струи били по щекам, но это нисколько меня не тревожило. Горячее тело Велии отогревало давно покрытую инеем душу.
— Все давно разошлись. Даже Перри ушел по делам. Мы одни.
— По делам? — удивился я. — В такую погоду? И что ты ему сказала, что он предпочел убраться?
— Дурак, — нежно произнесла она, прижимаясь ко мне еще сильнее. — Ничего я ему не говорила. Перри не такой дуб, каким кажется. Сам все прекрасно понял… Присмотри там за ним.
— Постараюсь, — усмехнулся я, наслаждаясь волнами спокойствия, исходящими от нее.
«Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память, стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107