– спросил Херстал.
– Несколько открыток. Все старые. Ахтерберг покачал головой.
– Может, он все-таки сказал этому типу, что есть еще один свидетель?
– Не думаю. В таком случае его убийца рисковал бы очень многим, – заметил Де Грип.
– Впрочем, остается еще одна возможность, – заявил Схаутен. – У Криса могла быть при себе улика, которую он договорился отдать за большие деньги. Преступник застрелил его из его же собственного пистолета, а улику унес.
– И таким образом пошел на риск, что его обвинят еще и в убийстве Криса Бергмана? – спросил Ахтерберг. – Вот уж ни за что не поверю.
– Не хотел бы я быть шантажистом, которого потом ухлопают. И денег мне таких не надо, – возразил Де Грип.
– Тебе это и не грозит, – ухмыльнулся Ахтерберг. Де Грип простодушно взглянул на него. Ахтерберг пожал плечами.
– А ты почему молчишь? – обратился он к Херсталу. Тот с наслаждением сосал свою трубку.
– Неужели надо без конца дымить? – рассердился Де Грип.
Херстал пропустил его замечание мимо ушей и тщательно сформулировал ответ на вопрос Ахтерберга.
– Твое предположение, что Крис пытался уверить жертву шантажа в том, что есть еще один свидетель, вполне логично. По крайней мере я так думаю, – осторожно добавил он.
Де Грип энергично замотал головой.
– Не укладывается это у меня в мозгу. Ведь мы еще должны считаться с возможностью, о которой говорил Волфскоп, а именно что о шантаже не было и речи. Что тот субъект просто предложил Крису деньги за молчание. И тогда мотив, на который мы опираемся, повисает в воздухе. За что же тогда его убили?
Эрик Ягер раздосадованно переводил взгляд с одного на другого. Не слишком ли они разболтались? У него только что мелькнула интересная идея, но из-за этой болтовни бесследно исчезла.
– Все это беспредметные домыслы, – коротко бросил он. – У нас нет ни единого доказательства, что вечером тридцать первого июля Крис действительно был свидетелем того, что произошло с девочкой – что бы это ни было. Нам достоверно известно только, что он промышлял кражами и грабежами.
– Великолепный старт для прочих темных дел, – вставил Де Грип.
Ахтерберг поднял руку.
– Подождите… счета и квитанции! Есть у вас их полный список?
Де Грип порылся в куче лежавших на столе бумаг.
– Три оплаченных счета за ремонт мотоцикла в начале нынешнего года. Это когда у него еще был старый. Счет из магазина мужской одежды за все эти тряпки. Гарантия на новые часы, выписана три недели назад. Счет из бара «Терминус» за три коктейля с креветками, несколько бутылок крепких дорогих вин и бутылку шампанского.
– Он, безусловно, что-то праздновал в «Терминусе» с приятелями. Надо выяснить, с кем он был.
Херстал вынул трубку изо рта и обратился к Де Грипу.
– От какого числа этот счет?
– От тридцать первого июля. Бар открывается в девять вечера. Я об этом случайно знаю, потому что…
Де Грип не кончил фразы, и воцарилась тишина.
– Тридцать первого июля, примерно между девятью и десятью часами вечера, он пил кофе у матери Волфскопа в Нордене, – подвел итог их общим размышлениям Херстал. – На кого же был выписан счет?
Эрик Ягер поднялся.
– Тут, пожалуй, что-то есть. Ступай сейчас же в «Терминус», – обратился он к Де Грипу, – и постарайся выяснить, на кого был выписан счет. Вряд ли они там придут в восторг от подобного запроса, но ты должен заставить их поломать голову. Это может быть очень важно. Далее…
Зазвонил один из стоявших на столе телефонов. Ягер нетерпеливо взял трубку. Коллеги внимательно смотрели на него. Чем дольше он слушал, тем больше мрачнел. Потом медленно положил трубку и взглянул на собравшихся.
– Это дежурный. Похоже, нашли Тресье Ламмерман.
Они уставились на него.
– Мертва? – спросил Ахтерберг. Эрик Ягер кивнул. Стало очень тихо.
К одиннадцати вечера он наконец остался один. Теплый свет настольной лампы, падавший на груду рапортов, которые ему предстояло прочитать, резко противоречил зловещему стилю, каким были изложены обстоятельства дела. Впрочем, Ягер уже привык быстро расшифровывать неясные формулировки, и это никак не мешало ему искать возможную связь между исчезновением и смертью восьмилетней девочки, происшедшими вот уже месяц назад, и убийством молодого мотоциклиста, который, наверное, не имел прямого отношения к смерти ребенка, но косвенно как-то был в этом замешан – ведь он оказался шантажистом или, во всяком случае, получил деньги за молчание, притом немалые.
Итак, целый список неясностей, смутных предположений и всяческих гипотез. Кто это утверждал, что нельзя заниматься расследованием, исходя из одних только предположений? Не он ли сам?
Впрочем, одно не вызывало сомнений: Крис Бергман не был тем славным пареньком, за какого его принимали, он был самым обыкновенным преступником, и, если исходить уже только из этого факта, можно построить массу гипотез.
Сейчас вся надежда была на телефонное сообщение ван Бёзекома, которого Эрик Ягер ожидал с минуты на минуту. Оно, быть может, даст ключ к разгадке того, что произошло.
Ему было не по себе. Не потому, что стрелки электронных часов опять подбирались к полуночи, для него такое не впервой, а потому, что он стыдился своего малодушия.
Ван Бёзеком предложил ему присутствовать при вскрытии тела Тресье Ламмерман, то есть сидеть в углу огромного холодного помещения и терпеливо ждать, пока он закончит свою работу. Но Ягер смалодушничал и отказался, а теперь ему было стыдно перед врачом, заключение которого внесет ясность в это ужасное дело. Ван Бёзеком даже не разразился обычными проклятиями насчет того, что ему «опять навязали на шею смердящий труп», на сей раз он лишил себя этой отдушины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46