Дверью грохнул от души.
***
На девятой линии Васильевского острова, где разместилось Северо-Западное таможенное управление, я еле нашел место для своей «Нивы».Я зашел под арку старинного и весьма неказистого снаружи здания под зеленым с крестом флагом… и обомлел.К входу в таможенное управление вела шикарная мраморная лестница. Явно современного вида. И лежал сбоку загадочный мраморный грифон. Ни фига себе! Бедно живет таможня… А за державу, конечно, обидно. Бедно, бедно живет таможня.В огромной приемной меня встретила смазливая деваха. Наверное, внучка знаменитого таможенника Верещагина… ну-ну.— Вы Обнорский? спросила она очень приятным голосом. — Виктор Васильевич вас ждет.И столько тепла было в ее голосе, столько радости, что я подумал: как только вы тут без меня жили-то?А самого Виктора Васильевича Фонарского я раньше не видел. Третий таможенный чин Северо-Запада оказался маленьким, невзрачным, лысым мужиком. Чем-то он неуловимо напоминал опарыша. Но — умен. Это бесспорно. Хитер, проницателен. Это тебе не Мамкин.А потом был обязательный кофе.И хороший, обстоятельный рассказ о таможне. Говорил Виктор Васильевич хорошо, толково, по существу. Я слушал, кивал и пытался понять: что же ему от меня нужно?— А главная проблема, Андрей Викторович, это, разумеется кадры. Вы меня понимаете?Конечно, — киваю я, — кадры.— Кадры… Мы, конечно, организация серьезная. С улицы к нам на работу не попадешь. Все люди проходят очень строгую проверку. Но, тем не менее, бывают и у нас проходимцы. Да, такова реальность.Фонарский сокрушенно покачал головой. Если бы в ящике моего письменного стола не лежала синяя пластиковая папочка с несколькими бледными ксерокопированными листочками, я бы поверил в искренность Виктора Васильевича. Интересно, сколько вы наварили на той операции? И сколько хотите наварить на следующей?— …такова реальность. Но мы своих негодяев вычисляем сами.— Да, любопытно. Может быть, дадите какие-нибудь материалы?— Конечно, Андрей Викторович, о чем разговор? Мы не боимся выносить сор из избы. Вот, пожалуйста.Свежий пример. На прошлой неделе выявили супостата. Сейчас готовим материалы для передачи в органы.Фонарский нажал кнопку на селекторе и сказал секретарше:— Надя, передай Павлу Степановичу, чтоб зашел ко мне с материалами на Горбунова. Срочно.— Павел Степанович Семенов — мой помощник, — добавил Фонарский для меня. «Семенов страшный человек, — сказал вчера Алексей. — Убийца».Через минуту в кабинет вошел крепкий, подтянутый мужчина лет сорока.Отличный костюм, безукоризненно начищенные ботинки, галстук в тон сорочке. И — перебитый нос. И фигура, и нос, и манера двигаться безошибочно выдают бывшего боксера. Он быстро, уверенно прошел по сияющему паркету и положил на стол Фонарского темно-коричневую папку.— Это не мне, Степаныч, — сказал третий человек в таможне. — Это нашему гостю. Познакомьтесь, кстати. Это — мой помощник Павел Степанович Семенов. А это известный журналист и писатель Андрей Викторович Обнорский. Он же — Серегин. Звезда, можно сказать…Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Семенова было сильным, крепким. Он улыбнулся, сказал что-то типа: приятно… весьма приятно, — и передал мне папку. Маленькие бесцветные камушки на его запонке метнули искрящиеся лучи. Мать честная! Неужели бриллианты?., очень… очень приятно… Страшный человек, сказал вчера Алексей. Убийца.Я раскрыл папку. С первой страницы на меня смотрел Алексей. Но на фотографии он был значительно моложе…Два-три месяца, Андрей, я, скорее всего, не проживу…— Вы так смотрите пристально, — негромко сказал Семенов. — Вы знакомы?— Что? А… нет. В первый раз вижу этого Горбунова.— А мне показалось: вы знакомы.— Пока нет, — ответил я. — Но, думаю, придется познакомиться.— А вот это на данный момент затруднительно.— Почему?— Да этот гусь скрывается. Глупо, конечно, деваться-то ему некуда. Но… такова реальность.— Что же он натворил?— А вы познакомьтесь с документами. Павел Степанович, если что-то непонятно, пояснит…Папочку я изучил за двадцать минут. Поработали они неплохо… Если этим бумагам дать ход, то Алексей Горбунов гарантированно и надолго попадает за решетку. Неплохо они поработали. Только вот ходу этим бумагам они пока не дали. Понятно… у них одна папка, у Алексея другая. Невыгодно им его сажать. Выгодно поторговаться, совершить обмен. Бартер, так сказать.— Так что, как видите, Андрей Викторович, мы открыты для сотрудничества в самых широких аспектах. И в информационном, так сказать, плане, и в иных отношениях.— Это в каких иных отношениях? — вяло поинтересовался я.— Ну, например… в плане спонсорской помощи прессе, — веско произнес Фонарский. — Мы таможня. У нас возможности не беспредельны, но велики… Мы бы могли организовать вам компьютеры из конфиската. Оргтехнику.Ишь ты! Спонсорскую помощь, говоришь? Компьютеры — это, конечно, здорово. И оргтехника — здорово.Но… я делаю морду утюгом и наивно спрашиваю:— А это, извините, законно?— Андрей Викторович, — весело произносит Фонарский, — нельзя же быть буквоедом. Закон не догма, а руководство к разумному компромиссу.— О, позвольте я запишу, — говорю я, — блестящий афоризм. Вот только я почему-то очень боюсь компромиссов. Один раз пойдешь на компромисс, другой…— Полностью с вами согласен, Андрей Викторович, — горячо поддерживает меня Фонарский. Семенов тактично улыбается. — Полностью с вами согласен, разделяю вашу позицию. Про компьютеры я от чистого сердца… так что подумайте.— Спасибо. От чистого сердца — это дорогого стоит, — говорю я проникновенно. На меня смотрят внимательно.
1 2 3 4 5 6 7 8