Айни и Х. Ниязи уверенно писали и по-таджикски, и по-узбекски. Отечественный языковед В. Костомаров подчеркивает, что это вообще не феномены для тех мест – там знание принадлежащих, кстати, к неродственным семьям узбекского и таджикского языков совершенно обычно.
Ну а о Кавказе и говорить нечего – помимо Дагестана, где на небольшой площади живут носители более 25 языков, во многих застольях человек, который не может сказать тоста по-грузински, армянски, а то и азербайджански, будет чувствовать себя не в своей тарелке. В Поволжье весьма распространено владение татарским языком, а к этому еще башкирским или, скажем, чувашским. И когда автор задавал местным жителям вопрос о том, не трудно ли это, ему часто отвечали с удивлением: дескать, а можно ли жить иначе?
Вероятно, так же ответили бы и читатели одной из популярных в Нигерии газет, где помещаются вперемежку статьи на 13 (!) языках. Я даже думаю, что если собрать за одним столом этих «стихийных полиглотов», то они быстро нашли бы общий язык. Вот кто изрядно удивил бы их, так это маститый исследователь многоязычия Г. Кливленд. Из составленной им таблички явствует, что, скажем, для носителя английского языка выучить русский примерно так же трудно, как финский, в два раза легче, чем японский, но на 1/3 сложнее, чем французский… Мы не будем спорить ни с маститым ученым, ни с почтенными горцами: главное – преодолеть первый языковой барьер, а какой язык поможет (именно поможет) это сделать – дело второстепенное.
Это следует из того, что, несмотря на самый непривычный звуковой строй и кажущуюся путаницу склонений и спряжений, все языки основываются в конце концов на едином фундаменте, на ряде общих глубинных законов. Поэтому замки всех языков открываются по существу одним и тем же ключом… А сколько их, этих замков?
Экология языков
По опыту любой из нас знает, что языков на свете очень много. Вот что парадоксально, так это то, что ни один самый толстый справочник или ведущий специалист не может дать точной оценки этого числа. По самому современному подсчету, предоставленному в распоряжение полиглотов Французской академией, население земного шара говорит сейчас на 2796 языках. Немного более высокой цифры – 3 тысячи языков – придерживаются отечественные языковеды. Правда, в деталях ученые мужи расходятся: так, если французы говорят о 8 тысячах диалектов этих языков, то у нас выделяют до 12 тысяч диалектов.
Согласитесь, что это уже очень много. Каково же было удивление автора, когда в выпущенном по последнему слову науки в ГДР лингвистическом справочнике он обнаружил цифру 5651 язык! Правда, ученые сразу поясняют: дело в том, что не менее 1400 языков либо находятся на грани исчезновения, либо готовы выступить в роли самостоятельного языка, но пока еще не добились всеобщего признания. И нужно с сожалением констатировать, что языков-«старцев» больше, чем языков-«младенцев».
Так, на грани вымирания находятся 250 языков, на которых говорят около 40 тысяч аборигенов Австралии. А ведь каждый из них навсегда уносит с собой древнюю мудрость и уникальные особенности. То же относится и к 170 языкам индейцев США, и к ряду языков самого, пожалуй, многоязычного государства современности – Папуа – Новая Гвинея, где говорят на 1010 языках.
Попробуйте себе представить этот океан наречий и говоров, но только скорее, а то нас торопится поправить еще один исследователь. Согласно его мнению, общее число безусловно перевалило отметку 6 тысяч – только полноправных языков, не считая диалектов! Впрочем, при некоторой начитанности и доброй воле в игру может войти любой читатель, вспомнив хотя бы некоторые древние языки, которые при благоприятных условиях могут ожить, или какие-нибудь редкие говоры. А мы не будем поднимать планку за рекордную цифру 6 тысяч, лучше отдохнем немного в обществе полабского языка.
Что это за язык? Думается, не каждый славист-профессионал сможет ответить на этот вопрос. Тем более были удивлены делегаты одного из недавних международных конгрессов славистов, когда их немецкий коллега Р. Олеш объявил, что прочтет свой доклад по-полабски. После некоторого размышления ученые припомнили, что да, было такое славянское племя, жившее на южном берегу Балтики в седой древности. Холодные волны моря бились о камни острова Руяна (теперь остров Рюген в составе ГДР), где стояла гордая столица Аркона, а князь Готшалк уже в XI веке заботился о просвещении подданных… К несчастью, полабские славяне (венды) были крайними на западе, а значит, ближайшими к германским феодалам.
Истлевшие страницы хроник воскрешают для нас крестовый поход 1147 года, когда на Аркону навалилось 200-тысячное войско. Славяне храбро отбивались, но, когда их недавние союзники – датчане – перешли на сторону врага, железный поток затопил их. Началось длительное и жестокое онемечивание, которое, впрочем, немного сдерживалось тем, что часть земли Полабян была болотистой и нездоровой для колонистов. На этих-то клочках земли среди топей, в чем-то схожих с Полесьем, и сохранились остатки древней культуры до нового времени.
И вот, когда от пламени самобытной культуры остались лишь тлеющие искры, потомок ушедшего в небытие народа взялся за перо. Сердце щемит при чтении записей крестьянина-самоучки Яна Шульце, который торопился нацарапать в тетрадке слова древнего языка, уходившего вместе с ним. Послушаем его голос: «Я решил в этом, 1725 году записать вендский язык для потомства, потому что на этом языке трудно говорить, а также трудно писать… У нас вот нынче такая бабушка. Мне 47 лет. Когда я и еще три человека в нашем селе умрут, вероятно, уже никто не будет знать, как по-вендски называлась собака» (оригинал по-немецки).
1 2 3 4 5 6 7 8 9