Впилась в текст — ее интересовала подпись. Она должна была знать имя того, кто посылал эти цветы по этому вот адресу: Долгоруковская улица, 28/2, квартира 195. Имя было другое, совсем не то, что она ожидала. Надо же… а она-то психовала… А это вовсе не он шлет ей цветы…
— Вот тут адрес, передадите Пеговой Ф.И., от кого, там все написано. — Марина Николаевна вручила корзину водителю. — Ну? Что-то еще?
Водитель принял груз в охапку. На пороге не удержался, обернулся — в воздухе кружились солнечные пылинки. Пропасть цветов. Гибель цветов. И — гобелен на дальней стене: раскинувшиеся в ленивых позах среди травы и цветов тела. Кудрявый пацан, любующийся своим отражением в сосуде с водой, кони в облаках и их неистовый возничий, наклон, поворот, изгиб, пластика, как в балете, взгляд в упор — из-под длинных ресниц. Лезвие меча, всаженное рукоятью во влажную землю, прорастающую семенами. Тот, кто воткнул этот меч, через мгновение бросится на него. Напорется грудью. А у того, другого, который с копьем, все бедро располосовано, в крови. Он еще на ногах, опирается на древко, но вот-вот рухнет, уткнувшись лицом в эти цветы, в эти чертовы душные бутоны, в эту жирную, ненасытную землю.
— Дорогая штука, наверное? — хрипло спросил водитель. — Раз из Франции-то?
— Я же вам сказала, это современное, для туристов, — Марина Николаевна махнула рукой. — Для декора стен предназначено, не особо модно, но Андрею Владимировичу нравится.
Водитель уже слышал это имя, когда оформлялся на работу в «Царство Флоры». Так звали одного из совладельцев фирмы.
Дорога все устаканила, только где-то в самой глубинке, на донышке остался дискомфорт, смутное беспокойство — вроде бы совершенно беспричинное.
Нужный дом на Долгоруковской улице водитель, хоть и был новичком, отыскал быстро. Сталинский, восьмиэтажный, рядышком с киностудией «Союзмультфильм». Дверь подъезда открыла консьержка. Пока водитель с корзиной цветов поднимался на скрипучем лифте, в квартире под номером 195 (часы как раз показывали два часа дня) начиналось обычное для ее обитателей утро.
В квартире имелись две большие светлые комнаты — спальня и гостиная. В кухне гудел чудо-комбайн, шинкующий овощи на салат, пахло кофе, пыхтела соковыжималка, сражаясь с неподатливыми гранатами. В спальне, несмотря на то что в квартире обитали двое, была только одна кровать — широкая, затянутая шелковым бельем в леопардовых принтах. Хозяйку квартиры — ту самую клиентку, которой и предназначалась цветочная корзина, — звали Фаиной Пеговой. И вот уже полтора года она делила свой кров с подругой по имени Аля.
А еще в этой уютной, стильно отремонтированной и модно оборудованной квартире было очень много зеркал — в спальне они составляли стенное панно, маскируя двери шкафа, в ванной имелись не только на стенах, но и на потолке, в прихожей два винтажных зеркала были сооружены одно напротив другого, раздвигая сумрачное пространство.
Аля — высокая, угловатая, мускулистая, очень спортивная — деятельно готовила завтрак. Выключила комбайн, вытряхнула из контейнера в салатницу нашинкованную капусту, зачерпнула из открытой банки консервированные ананасы, полила соком, перемешала деревянной лопаточкой.
— Мидии класть?
Через два дня ей должно было исполниться двадцать семь. Когда-то звонкий голос ее осип от бесчисленного количества выкуренных сигарет — три пачки с ментолом и без была ее привычная норма.
— Валить мидии? — повторила она громче. — Радость моя, ты там опять уснула, что ли?
Они встали без четверти два. А легли… Не так уж и поздно, где-то в час, после того как Фаина вернулась домой, но уснули, естественно, не сразу. Им никогда не удавалось сразу уснуть.
— Кофе готов?
Сражаясь с плоской баночкой консервированных мидий, Аля подняла голову — Фаина стояла в дверях, кутаясь в белоснежный махровый халат. Правой рукой потирала висок, левой сжимала белую атласную тапку, расшитую жемчужным бисером. Белая в белом Белоснежка — белокожая шатенка с капризным чувственным ртом, с глазами цвета фиалок. Аля сжала губы — врешь, меня этой твоей ересью подзаборной, метафорами этими стремными не возьмешь. Кожа твоя и правда белая от природы, очень здоровая на вид, гладкая на ощупь, но сколько ты в себя разной косметической дряни для этого втираешь, сутками в SPA торчишь — мне ли не знать. Глаза — верно, очень красивые, синие, фиолетовые, а иногда, ночью, при свете лампы, даже черные, пока в них мутной струей не прыснет страсть.
— Кофе дай, радость моя. — Голос у Фаины был мягкий. Вот этой-то вкрадчивой кошачьей мягкости Аля и не могла никогда противостоять.
Она бросила деревянную мешалку, налила из кофеварки в кружку густой крепкий кофе, подала Фаине.
— Аспирин в ванной в шкафчике? Я забыла. — Фаина отхлебнула кофе.
Вчера, как обычно, по новоиспеченной моде ездила она в Дом музыки на концерт. «Музыкальная эпопея», как и все прочие эпопеи — театральная, тусовочная, клубная, — продолжалась вот уже несколько недель. Фаина откуда-то узнала, что в этом сезоне сюда на симфонические концерты, особенно на модных европейских гастролеров, съезжается Большая Тусовка — реальная большая тусовка, в том числе люди из правительства, из администрации, из мэрии. Вчера давал сольный концерт скрипач из Вены. Брамс, Брамс, сплошной Брамс и немного Дворжака. Фаина — в новом платье от Ланвин — сидела в пятом ряду, пристально изучая переполненный зал. У нее было отличное зрение. А вот слух — музыкальный — отсутствовал напрочь. Если бы он был, ее бы когда-то тогда, давно, не отчислили с третьего курса школы-студии МХАТ, и она бы непременно стала актрисой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15