И.Ш.: Обычный человек.
К.: Вы, я, Икс, Игрек.
И.Ш.: Мне не нравится это видеть, я боюсь.
К.: Поэтому Вы живете в иллюзии.
И.Ш.: Конечно.
К.: Почему?
И.Ш.: Я желаю быть чем-то и в тоже время боюсь это увидеть. Вот где разделение.
К.: Нет, миссис, когда Вы видите, что Вы сделали, страха нет.
И.Ш.: Но факт, что обычно я это не вижу.
К.: Почему Вы это не видите?
И.Ш.: Подозреваю, что из-за страха. Не знаю, почему.
К.: Вы входите в совсем иную область, когда говорите о страхе. Я хотел бы просто исследовать, почему человеческие существа сделали это, почему вели эту игру в течение тысячелетий? К чему эта жизнь в ложной структуре? А потом появляются люди, которые говорят: «станьте щедрыми, станьте этим или тем», и все такое. Почему?
И.Ш.: У нас у всех есть сильная иррациональная сторона.
К.: Я ставлю под сомнение все это. Это происходит оттого, что мы живем не с фактами, а с идеями и знанием.
В.Р.: Конечно.
К.: Факт в том, что на биологическом уровне есть эволюция, но ее нет на уровне психологическом. И поэтому мы придаем большое значение знанию, идеям, теориям, философии и всем подобным вещам.
В.Р.: А Вам не кажется, что может происходить определенное развитие, эволюция, в том числе и в психологическом плане?
К.: Нет.
В.Р.: Но возьмите человека с криминальным прошлым, который лжет, крадет и прочее; ему можно объяснить некоторые фундаментальные, основные вещи, и он станет, в условном смысле, более хорошим человеком, который уже не ворует, не лжет и не желает убивать других.
К.: Например, террорист.
В.Р.: Такой человек может измениться.
К.: Вы говорите, сэр, о злонамеренном человеке, «злонамеренном» в ковычках, как террористы всего мира? Какое у него будущее? Вы это спрашиваете?
В.Р.: Вы не согласны с тем, что такому преступнику можно объяснить ошибочность его поведения? Потому что он понимает то, что Вы сказали, посредством собственных размышлений или вследствие Вашего личного влияния, или еще как-то, и изменяется.
К.: Я не уверен, сэр, что с преступником, в узком смысле этого слова, можно как-то разговаривать.
В.Р.: Я не знаю.
К.: Его можно успокоить, скажем, вознаградить его, дать то или другое, но разве человек с настоящим преступным менталитетом прислушается когда-нибудь к голосу разума? Услышит ли террорист Ваши здравые доводы? Конечно, нет.
В.Р.: Нельзя сказать это с уверенностью, я не знаю. Я не совсем в этом уверен. Но до тех пор, пока у меня не будет больше доказательств, я не могу это утверждать.
К.: У меня тоже нет доказательств, но можно рассмотреть, что происходит.
В.Р.: Происходит то, что есть террористы, и мы не знаем, стали ли некоторые из них хорошими людьми. У нас нет доказательств.
К.: Именно об этом я и говорю, о злом человеке, который эволюционирует и становится добрым человеком.
В.Р.: В условном и принятом смысле, несомненно, это происходит, я не могу это отрицать.
К.: Да, мы это знаем, есть десятки примеров.
В.Р.: Мы с этим совершенно не согласны?
К.: Нет, погодите минутку, сэр. Плохой человек, который лжет, который жесток и все прочее, возможно, однажды поймет, что он поступает плохо и скажет: «Я изменюсь и стану хорошим». Но это не доброта. Доброта не рождается из злобы.
В.Р.: Конечно, нет.
К.: Поэтому «плохой человек», в кавычках, никогда не сможет превратиться в хорошего человека, без кавычек. Добро не является противоположностью зла.
В.Р.: На этом уровне является.
К.: Ни на каком уровне.
В.Р.: Я не согласен.
Г.Н: Можно было бы выразить это следующим образом. На относительном уровне плохой человек превращается в хорошего человека. Думаю, именно это мы называем «психологическим прогрессом». Это то, что мы делаем, что делает человеческий ум.
К.: Конечно, вы одеты в желтое, я одет в коричневое; существуют такие противоположности как день и ночь, мужчина и женщина и т.д. Но есть ли противоположность страху? Существует ли противоположность добру? Является ли любовь противоположностью ненависти? Противоположность, что означает двойственность.
В.Р.: Я бы сказал, что мы разговариваем в дуалистических терминах.
К.: Любой язык двойственен.
В.Р.: Вы не можете говорить, я не могу говорить без двойственного подхода.
К.: Да, из-за сравнивания. Но я имею в виду другое.
В.Р.: Вы сейчас говорите об абсолютном, о высшем... Когда мы говорим о хорошем и плохом, мы говорим двойственным образом.
К.: Поэтому я хочу отойти от этого. Добро никогда не является противоположностью зла. В таком случае, о чем речь, когда мы говорим: «Я изменюсь, перейду от моей обусловленности, которая плохая, к освобождению от этой обусловленности, что является хорошим»? То есть, что свобода это противоположность моей обусловленности. Следовательно, речь вовсе не идет о свободе. Эта свобода рождается из моей обусловленности, потому что я нахожусь в тюрьме и хочу быть свободным. Свобода это не реакция на несвободу.
В.Р.: Я не совсем Вас понимаю.
К.: Сэр, могли бы мы рассмотреть, является ли любовь противоположностью ненависти?
В.Р.: Единственное, что можно сказать, это что там, где есть любовь, нет ненависти.
К.: Нет, я задаю другой вопрос. Я спрашиваю: является ли ненависть противоположностью чувства привязанности, любви? Если это так, то в этом чувстве привязанности, в такой любви присутствует ненависть, потому что она порождена ненавистью, противоположностью. Все противоположности происходят из своих собственных противоположностей. Разве не так?
В.Р.: Не знаю. Это Вы говорите.
К.: Но это же факт, посмотрите, сэр, у меня есть страх и я культивирую смелость, вы понимаете, чтобы избавиться от страха. Я пью рюмку или делаю еще что-то, чтобы освободиться от страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9