– А ты? – тупо переспросила я.
– А что я? Я и сказал, что было.
– Что? Что именно? Что, по-твоему, было? – не сдержалась и повысила голос я. Алексей немного помолчал, словно прикидывая, стоит ли мне вываливать все до конца. Но потом, видимо уяснив, что выбора у него нет, сообщил мне феерический вариант того, что было.
– Что ты подойти не можешь, потому что ты в ванной, – радостно закончил он. И замолчал. Я тоже улыбнулась. Как улыбаются шизофреники перед тем, как всадить нож в спину случайной жертвы.
– Что я что? В ванной?
– Да! – растерялся он. Или сделал вид, что растерялся, потому что, конечно же, я имела право быть в ярости. Интересно, что должен был подумать Борис, если его девушка пробралась под покровом ночи к какому-то мужику и теперь сидит у него в ванной. Вряд ли он решил, что это старый друг детства, к которому я заскочила попить чайку.
– И он ушел? – уничтожено спросила я. Вполне ясно, что ушел, но ведь бывают же на земле чудеса. Вот сейчас мне точно не помешала бы помощь Деда Мороза.
– Ну не сразу, – радостно сообщил Алексей, словно скорость ухода в небытие играет важную роль. Если Борис все равно ушел, то какая разница, сразу он это сделал или постепенно.
– Не сразу? Постепенно? – горько улыбнулась я. – Слушай, а как номер квартиры-то узнал?
– Ты не могла оставить номер квартиры на домофоне? – осторожненько спросил Алексей. Я обмерла. Ну конечно! В этом дурацком доме стоит допотопный домофон с кружками. Ты их крутишь и звонишь, но чтобы не осталось квартирного номера в глубине этих кружков, их (кружочки) надо скручивать обратно! Иначе номер остается на обозрение общественности. Это, собственно, не так уж и страшно, но тогда все соседские дети, шныряющие туда-сюда по подъездам, звонят именно вам, чтобы писклявыми голосками просить: «Тетенька, откройте, я мячик забыл». Обычно я это делала. В смысле, убирала с домофона номер. А в таком бессознательно-сонном состоянии разве я стала бы крутить домофон? Нет, так прямо и поперлась.
– Что он, сказал что-нибудь?
– Он сказал, что тебе ничего не надо передавать. Что он рад за тебя, что у тебя все так хорошо, – заверил меня от имени Бориса Алексей. Дожили. И мне, и ему было понятно, что ничего хорошего эти слова не могут значить. И что, вероятно, Борис в действительности ни хрена не рад. Господи, как же я все это буду ему объяснять?
– А ты? – разоралась я. – Зачем ты поперся открывать?
– Так звонили же! – оторопел тот.
– А почему не сказал, что таких здесь нет? – взбесилась я.
– Если он видел, как ты сюда входила, то все равно знал, что ты здесь. А вдруг он бы меня побил и ворвался бы в квартиру, – резонно возразил Алекс.
– Ну конечно, ты думаешь только о себе. А мне теперь остается только рыдать над своей поруганной судьбой, – констатировала факт я. – А ты ему не мог сказать, что это не то, о чем он думает? Что у тебя есть жена? И ребенок?
– Во-первых, никогда нельзя говорить, что что-то там – не то, что кто-то думает. Он тут же начнет это думать. Даже если не думал. А во-вторых, я все это ему сказал, – заверил меня Алексей.
– И что?
– А то. Он ответил, что для тебя женатые мужики – совсем не редкость! – все. Он добил меня наповал. Я поняла, что и Борис был точно мой, и что объяснить, скорее всего, ничего будет нельзя.
Глава 5.
С ног на голову
Я прождала два дня. Эти два дня растянулись для меня в две вечности, потому что я от природы человек малого терпения и усидчивости. В школе для меня, например, самым сложным было высидеть сорок пять минут и ничего не устроить. Вообще-то я все время норовила что-нибудь устроить. На уроках химии я традиционно пыталась усугубить суть опытов и практических заданий. Если, к примеру, надо было просто посмотреть в микроскоп на какой-то препарат, размазанный на стекляшке задолго до нас, то мне это казалось скучным. Я считала так. Смотреть в микроскоп надо только на что-нибудь живое, которое бегает и шуршит. Я по-тихому ловила таракана, и весь класс с интересом рассматривал усатую морду крупным планом. Но гордиться доказательством, что и химическое стекло может треснуть от излишнего накаливания, что вопрос только в температуре и времени воздействия – на мой взгляд, это мелко и недостойно уважающего себя школьного разбойника. Ну кто из нас не творил глупости на уроках химии. На мой взгляд, там это сам Бог велел. А вот мне удавалось добиться вызовов родителей после урока пения или черчения. Многие могут похвастать срывом урока черчения? У меня, кстати, отличные способности в черчении. Однажды мне удалось начертить в трех проекциях голую женщину. Я понимаю, что пристрастие к рисованию обнаженки более типично для мальчишек в пубертатный период, но я на самом деле делала это просто на спор. Мой одноклассник Димка сказал:
– Подумаешь, начертить прямоугольный стул. Тоже мне искусство. Такое любой сможет, стоит только посидеть подольше.
– А что? Что тогда? – в азарте спросила я.
– Вот женскую грудь никогда нельзя начертить! – безапелляционно заявил он.
– Можно, – моментально приняла вызов я. Но не стала ограничиваться одной только грудью, потому что ее при определенных обстоятельствах могли принять за пару груш или лампочек. У меня тогда были сложные представления о женской груди, основанные в основном на анфасе, профиле и полуразвороте нашего завуча Ирины Константиновны, которая постоянно носила роскошные декольте, обтягивающие грушеобразную грудь. Возможно, она так ловила последний шанс, стараясь не прятать достоинств в долгий ящик. Кстати, она в итоге, кажется, все-таки вышла замуж за инспектора из ГОРОНО. Но нам казалось, что она подбирает наряды на роль клоуна в Цирке на Цветном Бульваре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79