Тру ссутулился, уронил голову на грудь.
– Возвращайся домой, сынок, – прошептал он. – Живым и невредимым. Слишком много похорон было в этом году, и я бы не хотел вновь предавать земле родную кровь. – Он со вздохом опустился в кресло. Год похорон… – Слишком многих я похоронил, сынок… – Тру закрыл глаза: многолетняя усталость сморила его.
Тед Утреннее Небо вел Аппалусу по узкой, извилистой тропинке, пробиравшейся между огромных валунов и оврагов. Аппалуса стала диковатой, на редкость сильной и выносливой лошадью. Она осторожно переставляла ноги, ни разу не оступившись на скользкой неровной тропе. Индеец никому не признался бы, зачем его занесло в эти глухие края, где на каждом шагу таились опасности и для людей, и для скота, – Пакстонцы никогда не пускали животных на выпас в эту заваленную валунами часть каньона. Хижина, стоящая там, давно опустела, и почти никто не наведывался в нее, кроме тех случаев, когда кто-нибудь, охотясь на оленя, случайно не заезжал в это дикое место.
Но Теду пришла в голову одна мысль, явилось подозрение, подсказанное чутьем команчи. К полудню он был уже далеко от ранчо. По обе стороны громоздились высокие горы; в этом узком коридоре всегда дул сильный ветер, но было жарко и сухо, несмотря на то что стояла ранняя весна. Горячий воздух нес с собой запах молодых кедров, свежей воды из горного ручья, раскаленного гранита и еще кое-чего… что его острый нюх учуял сразу же: это был запах горящего дерева. Кто-то был в заброшенной хижине, и Тед почти не сомневался, что знает, кто решил поселиться там.
Большой жеребец, уставший от долгих дней пути, настороженно приподнял голову и запрядал ушами, почуяв приближение другой лошади. Тед остановился, а затем выехал на открытое пространство, не сводя глаз с хижины. Вэнс, как, собственно, и все люди, не любил, когда его заставали врасплох. Индеец стал медленно приближаться к хижине, чтобы Вэнс мог увидеть его. Поравнявшись с жеребцом, он спрыгнул на землю, ослабил подпруги Аппалусы и ласково потрепал ее по затылку.
– Ну, чего тебе?
Тед с той же легкостью улавливал настроение человека по голосу, с какой читал следы на тропе. В этом уверенном голосе таилась опасность, но его обладатель явно очень устал. Выйдя из хижины, Вэнс Пакстон мрачно взглянул на индейца. Тед отметил про себя, что Вэнс сильно изменился: запавшие глаза, поросшее бородой лицо красноречиво говорили о том, как он провел последние два с половиной месяца. Нетрудно было догадаться и о том, что он пережил большое горе и что в душе его разгорелась война, которой он никак не мог положить конец.
– Ну? – спросил Вэнс.
Тед остановился в нескольких футах от него.
– Я почувствовал запах фасоли и решил, что мой друг Вэнс Пакстон не откажет своему краснокожему брату в угощении.
Лицо Пакстона не стало приветливее, но он отошел в сторону от двери. Тед прошел мимо него в хижину, наложил на оловянную тарелку фасоль, налил кружку кофе и огляделся по сторонам, прежде чем присоединиться к Вэнсу.
– Не думал, что кто-нибудь заглянет сюда.
– Ты прав, – заверил его Тед. – А я… Просто у меня появилось предчувствие. Я проснулся рано утром и как-то сразу понял, что ты здесь. – Опустившись на землю рядом с другом, он поднес ложку ко рту, но тут же поморщился и с укоризной посмотрел на Пакстона. – Amigo, ты готовишь еще хуже, чем я.
– Никто не звал тебя к столу.
– Вы с твоим отцом совершенно одинаковые: часто говорите одно, а на уме у вас совсем другое. – Поставив на землю тарелку, он отпил глоток кофе.
– Не учи меня, Утреннее Небо, – с угрозой проговорил Вэнс.
– Хорошо. – Тед стал молча пить кофе, наслаждаясь тишиной и шумом ветра, спорящего о чем-то вечном с кедрами. – Если ты не спросишь, я сам скажу тебе, – наконец нарушил он молчание, – твой отец поживает хорошо, а Ка-рен все еще на ранчо.
– Знаю, – отозвался Пакетом. – Слухи быстро разносятся по земле.
– Она изменилась, Вэнс.
– Разумеется, если ты говоришь о том, что ей нравится болтаться по горам в компании одного индейца, черт бы его побрал!
Тед поставил кружку.
– Я учил ее… – проговорил он, тщательно подбирая слова, – учил ее понимать природу. То есть делал то же самое, что и раньше, когда ты был дома.
– Бьюсь об заклад, она многому научилась от тебя, – как и от бродяг, которых она зазывала в дом.
Лицо Теда омрачилось от гнева.
– Все кормят бродяг, – отозвался индеец. – И тебе это известно. Не знаю, с кем ты там разговаривал, но эхо никогда не передает всего, что звучит в живом голосе. Никогда не повторяет все – от начала до конца. Ты веришь только тому, что хотел бы слышать!
– Почему бы и нет? – с горечью бросил Вэнс. – Из-за нее убили Марайю. Она убила моего сына. Она убежала, в то время как настоящая женщина осталась бы и выстрелила в ответ. Так почему бы мне не поверить слухам? Говорят, она спит с каждым бродягой, который забредет в дом, а если никого не оказывается поблизости, то развлекается с лучшим другом Вэнса Пакстона! Кто знает? Может, она произведет на свет маленького краснокожего выродка, пока не…
Вскочив, Тед по-бычьи наклонил голову и ударил Вэнса плечами в живот. Пакстон повалился назад, а индеец перекувырнулся и быстро встал. Но через мгновение Вэнс поднялся, а Тед упал на спину и что было сил толкнул друга в грудь ногами, обутыми в мокасины, отчего Вэнс налетел спиной на стену хижины и на него повалилась развешанная по стене упряжь. Хижина закачалась, словно получила смертельный удар.
Пакстон качнулся вперед, мотая головой, и только тут индеец понял, что совершил ошибку: позволил более крупному Вэнсу перевести дух. Он бросился на друга, нанес ему три резких удара, но тот сумел овладеть ситуацией и принялся дубасить Теда кулаками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108