При этом он показал на Эмили.
– Резвый Язык? – спросила я.
– Так это здесь называется, – объяснил Трой. – Если у кого-то хорошо подвешен язык. Эмили – замечательная рассказчица, так что она и есть – Резвый Язык. Еще чего-нибудь холодного с алкоголем?
– Теперь моя очередь угощать.
Выпив еще три коктейля, Трой взглянул на часы.
– Мне пора отчаливать. Завтра рано вставать.
– Свидание с роликами перед завтраком? – спросила Эмили.
– Нет, в семь утра занятие по рыбной ловле, – ответил он, и они вдвоем расхохотались.
– Тут все этим занимаются, – пояснил мне Трой. – Типа ты – супермачо, если собственный тренер приходит к тебе еще до рассвета.
Мы вышли к парковке и отдали свои талончики. Наверное, я была слегка под мухой, потому что без конца думала, как же классно все тут придумано с этими парковками. Я сообщила об этом всем и каждому: Эмили, Трою, работнику этой самой парковки, а также парочке, которая стояла в очереди за нами. Все они, казалось, немного удивились. Но я не видела ничего хорошего в том, чтобы неумело парковаться самой и царапать машину об оградку в многоэтажной парковке. Хотя я не миллион машин поцарапала, а только…
– А вот и моя машинка, – взгляд Троя был прикован к джипу, на котором к нам приближался работник парковки. Трой приобнял Эмили. – Детка, созвонимся.
Потом он обнял меня, коснувшись неправдоподобно узкими губами моей щеки.
– А ты, Мэгги, наслаждайся своим «простоем»! Он сунул парковщику доллар, запрыгнул в джип и уехал.
Была полночь. Когда мы ехали по бульвару Сансет, то снова миновали спортивный зал с этими ужасными окнами во всю стену. Внутри все еще были люди. Они бежали по беговым дорожкам в никуда.
10
А дальше была суббота. Крепкие узы, которыми я была привязана к своей трудовой этике, ослабли, и я испытала некоторое облегчение. Сегодня я действительно могу отправиться на пляж и на законных основаниях загорать, не ощущая себя сачком, прогуливающим работу, которого вот-вот отловят.
Звонок от Дэвида Кроу преобразил Эмили самым чудесным образом. Безнадежная летаргия растаяла без следа, ее место заняла активность. После завтрака мы вскарабкались в ее машину и проехали два квартала до супермаркета размером с самолетный ангар. Благодаря полученному в Чикаго опыту я знала, насколько сказочно выглядят супермаркеты в Америке, но все равно не думала, что в них можно обнаружить такие шеренги обезжиренных продуктов. На каждой полке упаковки подпрыгивали и приветствовали меня надписями: «О процентов жирности». Я поняла, что не поддаться влиянию этого вездесущего культа красивого тела просто невозможно. Так что я виртуозно миновала обходными путями небольшую группу случайно затесавшихся высококалорийных пончиков и мороженого и вместо этого купила свежую голубику, салат и суши. И вина, конечно. Эмили настояла.
– Мне нужно поддерживать себя в хорошей форме в этот важный момент, – сказала она, загружая в тележку несколько бутылок.
Мы катили наши покупки к машине, и вдруг я испуганно вздрогнула – кто-то заорал: «Эй вы!» Я обернулась и увидела какого-то грязного бородатого мужика в лохмотьях.
– Эй, девчонки, вы меня слушаете? – сердито крикнул он. – Около пожарного выхода лежит труп. Кавказец. Лет тридцати пяти.
– Что с ним? – нервно спросила я.
– Он всегда здесь торчит, – Эмили не проявила ни малейшего интереса. – Выкрикивает во всю глотку всякий бред. Он сумасшедший, господи прости, но абсолютно безобидный.
Только мы вернулись домой и стали распаковывать наши вкусные и здоровые покупки, как в дом ворвалась Лара и налетела на Эмили с такой силой, что они отскочили друг от друга на полкомнаты.
– Ну ты даааааешь! – вопила она. – Я так счастлива!
Оказалось, что она была по соседству, так как у нее были занятия по йогилатесу (не знаю уж, что это такое). Она выгрузила цветы, какую-то национальную американскую фигульку и открытку, чтобы поздравить Эмили с этим замечательным событием.
Потом обернулась, заметила меня и воскликнула:
– Малышка! Ты такая загорелая! Тусуешься на пляже?
– Ага, – сказала я робко, польщенная ее восторгом. Здорово было, когда похвала исходила от этого ходячего луча света.
Лара подошла поближе и задумчиво сказала:
– Слушай, у тебя та-а-акие волосы.
Я уже выучилась различать лос-анджелесские интонации. Когда употребляется прилагательное «та-а-акое», то на самом деле это критика. «Вы написали та-а-акой сценарий», а потом его не покупают. «Твоя подруга, с которой мы ходили на свидание вслепую, та-а-акая» (но она утомила меня до смерти, так что надеюсь, что больше не увижу ее).
Так что, когда Лара сказала, что у меня «та-а-акие волосы», я обрадовалась лишь на секунду, но потом радость моя поутихла.
– Та-а-акие волосы, – повторила она. – Только передок (она имела в виду челку) слишком длинный. Эй, не спать!
Она тихонько рассмеялась, отделила мою челку своими длинными ногтями и подтянула прядки к самым глазам.
– Видишь? Вот аж какая!
– Угу. – Мы были так близко друг от друга, что я различила ее контактные линзы.
– Знаешь что? – Она задумчиво подвернула мне волосы. – Отведем-ка мы тебя к моему парикмахеру. Дино. Он просто супер, лучший в своем деле. Я позвоню ему прямо сейчас.
И вот она уже на другом конце комнаты роется в сумочке. Я выдохнула. Она только что была ко мне так близко. Я даже боялась двигаться. Это все потому, что Лара – лесби. Если бы на ее месте был кто-то другой, то я спокойненько бы сделала шаг назад, но тут я боялась, что она подумает, будто рядом с ней я испытываю дискомфорт из-за ее сексуальной ориентации. Да, политкорректность – это своего рода минное поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136