) накрыли стол в углу.
Я умирала с голода, но все остальные положили на свои тарелки крошечные порции: одну макаронину, половинку малюсенького помидора, парочку спагетти, листочек салата. Хорошо, значит, берем помалу, подходим часто. Ладно, я тоже так сделаю…
Мы снова сели за стол уже с тарелками. Ларри продолжил требовать, чтобы мы генерировали идеи. Вскоре я заметила, что только я очистила тарелку, а остальные не собираются нанести повторный визит к буфету. Я заставила себя быть терпеливой. Наверное, они просто медленно едят… Но потом они и вовсе отставили тарелки в сторону, и стали записывать идеи на полях ксерокопий. Обед окончен. Я была еще голоднее, чем до его начала.
Интересно, а можно просто пойти к буфету? Но мы все сидели, полностью погрузившись в работу. Можно я просто встану, положу себе еще поесть, а потом отправлю еду себе в рот? Что они обо мне подумают?
Я с тоской посмотрела на столик. Его ножки чуть ли не гнулись под тяжестью нетронутой еды. Целый пирог с заварным кремом. Нетронутый! Пицца в глубокой тарелке. Ее идеальная окружность не нарушена. Во всем виновата пицца. Неожиданно я отодвинула стул и начала подниматься с него.
Ларри посмотрел на меня с удивлением:
– Ты куда это намылилась?
Моя решимость резко покинула меня.
– Никуда, – сказала я, устраиваясь обратно на свой стул и изучая свой текст.
Мое сожаление не имело границ. Если бы я только знала, что есть хоть один шанс, я бы извлекла из него максимум пользы.
Это внезапно показалось мне очень мудрым высказыванием.
Мы прорабатывали текст до половины третьего, затем Ларри закончил наше совещание словами:
– Время вышло, друзья мои. Сейчас придет мой иглотерапевт.
Склонив голову, Эмили начала раскладывать бумаги перед собой.
– Я все исправлю.
– Да уж. Нам нужно все переписать побыстрее.
– К какому сроку?
– Скажем, к пятнице?
– К следующей пятнице? Или к пятнице через полтора месяца?
– Ха-ха-ха. К следующей пятнице.
– Нет, пятница не годится.
– Тогда четверг. Или среда?
– Ой, ладно, тогда пусть будет пятница.
Выжатые как лимон, мы сели в машину. Лицо Эмили приобрело землистый оттенок.
– Ты в порядке? – прошептала я. Ее лицо перекосилось.
– Зачем он купил сценарий, если хочет его испортить?
– Не знаю.
– Помнишь, что говорит наш сосед-идиот?
– «Следуй за мной, и я сделаю тебя счастливой, детка».
– Нет, я говорю о соседе-идиоте с другой стороны. О Майке. «Мечтай осторожнее». Он был прав.
Я мечтала, чтобы кто-нибудь купил мой сценарий, а теперь жалею о том, что они его купили.
– Может, получится отличный фильм. Ты не можешь знать наверняка.
– Нет, это будет кусок дерьма, – ответила Эмили, и по ее лицу потекли слезы. – Мой дорогой текстик, над которым я столько трудилась, пока не довела его до совершенства. До совершенства, слышишь! Я так им гордилась. А теперь он никогда не выйдет! Никто никогда его не увидит! Семь месяцев я корячилась над ним, сделав его чудесным, а теперь он хочет, чтобы я переписала все от корки до корки за неделю. Это невозможно! Он выкинул все мои шутки, все смешные места, а в любой из трогательных моментов теперь включена эта чертова псина!
Я порылась в сумке в поисках бумажного носового платка, пока она ревела, как маленькая.
– Мне будет так стыдно. Мэгги. Так стыдно, что мое имя будет упомянуто в титрах этого убогого, сентиментального, поучительного бреда про собаку, – она попыталась перевести дыхание, – по имени Йок.
– А ты можешь отказаться? – предложила я. – Просто сказать, чтобы он забирал свои чертовы деньги, а ты найдешь кого-нибудь получше делать фильм по твоему сценарию. Всем, типа, спасибо, все свободны!
– Не могу. Потому что больше никто не хочет покупать мой сценарий. Я это знаю. И мне нужно на что-то жить. Здесь на всем есть ярлыки с ценой.
– Просто откажись вносить изменения, – настаивала я. – Скажи ему, что он купил этот сценарий, так что придется снимать фильм по нему.
– Тогда он меня уволит. И почти ничего не заплатит, но у них все еще будут права на мой текст. Они просто наймут другого сценариста, и тот внесет изменения.
– Они не могут этого сделать!
Но я знала, что очень даже могут. В свое время я работала с разными контрактами и поняла, что огромные киностудии обладают немалой властью. Просто раньше я не видела этого в действии.
– Они не просто покупают твой сценарий. Они покупают твою душу. Трой был прав, когда попытался работать в этой системе, а потом решил все свои работы производить независимо от киностудий. – Всхлипывания Эмили стали тише, она печально улыбнулась. – Ты совершаешь сделку с дьяволом. Так что нечего жаловаться, если тебя ткнули вилами в задницу.
И снова покатились слезы.
– Но этот сценарий для меня, как ребенок. Я любила его, я хотела ему самого лучшего, и меня просто убивает, когда я вижу, как они разрывают его тельце – моего бедного малыша. – В ужасе она замолчала. – Ой, Мэгги, я опять. Прости, я не хотела.
32
Когда у вас случается выкидыш, вас заваливают всяческой информацией, но вы мало чего на самом деле узнаёте. Люди из лучших побуждений надавали мне кучу советов, которые для удобства кардинально отличались друг от друга. Кто-то говорил, что нужно немедленно попытаться снова забеременеть, другие настаивали, что жизненно важно вволю поубиваться, а потом уже двигаться дальше.
Но никто не сказал того, что я хотела знать. Почему это случилось? Самое большее, что мог сообщить мой гинеколог доктор Коллинз: пятнадцать-двадцать процентов беременностей обычно заканчиваются выкидышами.
– Но почему? – не унималась я.
– Так задумано природой, – ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136