Один из них вышел и медленно направился к нашей машине. Он поговорил о чем-то с водителем на незнакомом мне языке, который я приняла за турецкий. Затем вернулся в «пикап», и автомобиль уехал.
Наша машина последовала за ним, но вскоре мы потеряли его в уличном движении. Несколько минут мы кружили по городу. «Почему это так долго?» – нетерпеливо думала я. Была суббота, день, когда я должна была вместе с адвокатом встретиться с Муди. Как скоро до него дойдет, что его обманули? Когда его гнев достигнет такой степени, что он сообщит в полицию о моем побеге? А может быть, он уже сделал это?
Я подумала об Амале. Он так просил связаться с ним. Но это оказалось невозможным.
А что с Джо, Джоном и моими родителями в далеком Мичигане? Звонил ли Муди им? Возможно, они сообщили что-нибудь об отце? Что Муди мог им сказать? Волнуются ли они по-прежнему за нашу с Махтаб жизнь? Неужели мою семью в ближайшее время ждут три смерти?
«Поспешите, пожалуйста!» – хотелось мне кричать.
Наконец мы покинули город и направились на запад. Часы проходили в полнейшем молчании, которое было прервано единственным незначительным инцидентом.
– Не делай этого! – проворчал водитель, оглянувшись на Махтаб.
– Ты стучишь в его сиденье, – сказала я Махтаб и подтянула ее повыше.
Путешествие продолжалось. В полдень мы подъехали к заброшенному дому возле полевой дороги. Сразу же за нами остановился знакомый «пикап». Нам с Махтаб велели пересесть в него. Машина тронулась, и мы остались с двумя мужчинами.
Хмурое выражение лица одного вселяло тревогу.
Другой оказался более приветливым. Высокий и худощавый, в нем было что-то властное. Он улыбнулся мне и сказал по-персидски:
– Меня зовут Мосейн.
Мы проехали не более сотни метров и повернули на полевую дорогу, ведущую в маленькую деревню. В ней было лишь несколько разбросанных то здесь, то там домов. Несмотря на поземку, дети бегали без обуви, почти раздетые. Мы резко остановились, а водитель, подбежав к кирпичной стене, взобрался на нее, видимо, проверить, что за ней. Дорога была свободной. Кивком он велел подъехать. Мосейн проскользнул на место водителя и медленно подогнал машину. Мы въехали в железные Ворота, которые тотчас же захлопнулись за нами.
– Быстрее! Быстрее! – подгонял Мосейн.
Мы с Махтаб выскочили из машины прямо в болото посреди двора. Спотыкаясь, мы тащились за Мосейном, который вел нас к напоминавшему сарай дому. Несколько животных сопровождало нас.
Цементные стены дома усиливали и без того пронизывающий холод. Нас била дрожь. Мое дыхание зависало в воздухе ледяным облачком, когда я шептала Махтаб:
– Сейчас лучше не отвечай никому, ничего не переводи, пока я тебя не попрошу об этом. Не признавайся, что ты понимаешь, о чем идет речь. Притворись уставшей и сонной.
Я обняла свою девочку, стараясь таким образом согреть ее и себя. Я осмотрелась вокруг. На полу были расстелены плахты с ярким рисунком. Сшитые, они выглядели, как одеяла без ваты. Вдоль стен лежали шерстяные одеяла. Мужчины принесли печку, которую топили мазутом, разожгли ее, подтянули плахты поближе к огню и жестом пригласили нас сесть.
Мы сели как можно ближе к печи, укрываясь настывшими влажными одеялами. Маленькая печурка едва грела.
– Я скоро вернусь, – пообещал Мосейн и вышел.
В курдийском национальном костюме, очень отличавшемся от бесцветных одежд женщин в Тегеране, в сарай вошла женщина. На ней было несколько слоев юбок ярких расцветок, достигающих пола и сильно собранных в талии. К спине ее был привязан, видимо, годовалый ребенок с выразительными, как у нашего водителя, чертами лица. Я догадалась, что это его сын.
Женщина была невероятно подвижна. Сначала она чистила сабзи, потом вышла. Я наблюдала за ней через открытые ворота. Она поливала двор водой. Вскоре она вошла снова и стала собирать с пола тряпичные половички и одеяла, сворачивая и складывая их. Потом подмела голый пол метелкой из сухой травы.
«Что будет дальше? – думала я. – Действительно ли Мосейн вернется за нами?»
Вскоре женщина ушла, но тут же вернулась с хлебом, сыром и чаем. Хотя мы были очень голодны, сыр есть было невозможно: он был очень острым. Мы попили чаю и пожевали немного твердого хлеба.
Вечер принес с собой гнетущую тишину. Мы с Махтаб дрожали от холода и страха, чувствуя себя беззащитными и бессильными. Если бы этим людям пришло в голову расправиться с нами, у нас не было бы никаких шансов на спасение.
Наконец вернулся Мосейн. Увидев его, я вздохнула с облегчением. Что-то в его поведении вызывало доверие.
– Что у тебя в сумке? – спросил он.
Я высыпала все на каменный пол: альбомы для рисования Махтаб, сменную одежду, бижутерию, деньги, монеты для телефона-автомата, которые дал Амаль, наши паспорта.
– Дай мне это, – сказал он.
«Неужели он просто вор? – подумала я». Все, кроме часов, я отдала ему.
Мосейн, рассортировав вещи, сложил их в маленькие пакеты.
– Завтра, – сказал он по-персидски, – наденете все, что сможете, на себя. Остальное оставите.
Он перебирал в руках две мои цепочки и перламутровый браслет, затем положил их в карман.
Желая как-то его ублажить, я достала свою косметичку и также подала ему.
– Подари это своей жене, – сказала я. Была ли у него жена?
Он завернул также деньги, паспорта и золотую цепочку.
– Оставь это на сегодняшнюю ночь, но перед тем, как мы выедем, я заберу эти вещи, – предупредил он.
– Хорошо, – поспешно согласилась я.
Он осмотрел школьный учебник персидского языка, который Махтаб взяла с собой. Когда он заталкивал книгу в карман плаща, в глазах Махтаб заблестели слезы.
– Я хочу это взять, – всхлипывала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117