Впервые я слышала родную речь из уст пасдаров. Она гневно произнесла:
– Когда ты шла по улице, я увидела узкую полоску тела между твоими носками и пальто. Тебе следует надевать носки длиннее.
– Вы думаете, мне нравятся эти носки? Никогда в жизни я не носила ничего подобного. Если бы у меня был выбор, я бы давно уже была в Америке и носила колготки, а не эти носки, которые постоянно сползают. Не будете ли вы любезны сказать мне, где в Иране можно купить носки, которые держатся на ногах?
Пасдарка задумалась.
– Понимаю, ханум, понимаю, – произнесла она вежливо.
Она ушла, оставив меня в недоумении. Невероятно: я встретила пасдарку, у которой нашла понимание.
В середине января около четырех часов дня зазвонил телефон. Я находилась в это время в приемной Муди среди пациентов. Подняв трубку, я услышала голос моей сестры Каролин. Она плакала.
– Приходил врач домой. У отца закупорка кишечника. Решили оперировать. Без операции не обойтись, но врачи считают, что он слишком слаб и не перенесет ее. Говорят, что может сегодня умереть.
Я не видела ничего вокруг себя. Слезы лились ручьем, впитываясь в русари. Сердце разрывалось от боли. Мой отец умирал за тысячи миль отсюда, а я не могла быть рядом с ним, взять его за руку, сказать о моей любви к нему, разделить с близкими боль и горечь.
Вдруг я увидела рядом Муди. Лицо его было отмечено печалью и, казалось, сочувствием. Он слышал разговор достаточно хорошо, чтобы догадаться, о чем идет речь. Он тихо сказал:
– Поезжай. Поезжай повидаться с отцом. Слова Муди меня совершенно озадачили. Мне хотелось удостовериться, не ослышалась ли я. Закрыв ладонью микрофон, я сказала:
– Отец в очень тяжелом состоянии. Врачи считают, что он не переживет эту ночь.
– Скажи ей, что приедешь.
В долю секунды меня охватила неописуемая радость, но уже спустя какое-то время возникли подозрения. Откуда эта внезапная перемена?
На какой-то миг я задумалась.
– Послушай, – кричала я в телефонную трубку. – Мне бы хотелось поговорить с папой перед операцией.
Муди не возражал. Он прислушивался, как мы с Каролин оговариваем детали. Я должна позвонить в Карсон Сити в клинику через три часа. Она подготовит отца к разговору со мной перед тем, как его увезут в операционную.
– Скажи ей, что приедешь, – повторил Муди. Терзаемая сомнениями, я проигнорировала его совет.
– Скажи ей сейчас же, – настаивал он. «Что-то тут не так, – подумала я. – Происходит что-то нехорошее».
– Ну, говори! – повторил он требовательным тоном.
– Каролин, Муди говорит, что я смогу приехать домой.
Послышался восторженный крик моей сестры.
Муди сразу же вернулся в кабинет, где его ожидали пациенты. Я убежала в спальню в слезах, переполненная смешанными чувствами. Я плакала от жалости к отцу и одновременно от счастья, что мы едем в Америку.
Не знаю, как долго я была в таком состоянии, когда вдруг поняла, что в комнате находится Шамси.
– Я позвонила, и Муди сообщил, что с твоим отцом плохо. Мы с Зари пришли поддержать тебя, – сказала она.
– Огромное спасибо, – ответила я, вытирая вновь полившиеся слезы.
Шамси отвела меня в гостиную. Там я увидела Зари, которая постаралась меня успокоить.
– Я беседовала сегодня утром с Муди, – сказала Зари. – Я объяснила ему, что он должен позволить тебе навестить отца.
Я задумалась. Неужели поэтому Муди так неожиданно изменил свою позицию?
Зари передала мне разговор с моим мужем. Муди возражал против моей поездки в Америку потому, что был убежден, что я уже никогда не вернусь в Иран.
– Ты не смеешь так поступать, – возмутилась Зари в ответ. – Ты не можешь держать ее здесь всю оставшуюся жизнь из-за своих предположений.
Зари заявила Муди, что он поступает плохо, не разрешая мне навестить отца. Это было оскорбительное и злое заявление, особенно в силу того, что оно исходило от женщины старше Муди, давней приятельницы семьи, пользующейся уважением.
Муди был непреклонен, пока Зари неосознанно не подсказала ему решение проблемы. По своей душевной простоте она подумала, что Муди беспокоится о Махтаб, поэтому предложила:
– Если причина кроется в Махтаб, то она может жить с Шамси и со мной.
За полтора года пребывания здесь ничто не причинило мне большей боли. У Зари были самые добрые намерения, но таким образом она приготовила мне западню. Каждый раз, когда мы с Муди обсуждали возвращение в Америку, речь шла обо мне и Махтаб! Махтаб понимала это так же, как и я. Я не в силах была сказать ей, что, возможно, мы будем вынуждены расстаться.
Я не поеду в Америку без дочери.
А если Муди попытается отправить меня одну?..
– Дедуля, мы приедем навестить тебя! – сказала Махтаб, когда нас соединили с клиникой.
Она произнесла эти слова восторженно, но лицо выражало сомнение. Она не очень верила в то, что отец позволит нам поехать.
Дедушка мог поговорить со своей маленькой Тобби только с минуту, с трудом произнося каждое слово.
– Я так рад, что вы приедете, – сказал он мне. – Поспешите, не откладывайте.
Я тихо плакала, стараясь убедить его, да и себя, что мы обязательно увидимся. Я боялась, что Муди отпустит меня только на его похороны.
– Я буду молиться за тебя во время операции, – заверила я его.
– Хотеть – значит мочь, – ответил он. В его голосе я почувствовала прилив новых сил. Потом он добавил: – Пригласи Муди к телефону.
– Отец хочет с тобой поговорить, – я отдала трубку Муди.
– Дед, мы хотим тебя навестить. Очень тоскуем по тебе, – произнес Муди.
Это прозвучало довольно искренне, но все мы знали, что Муди лжет.
Разговор быстро закончился. Приближалось время операции.
– Спасибо тебе за то, что поговорил с папой, – сказала я, ища способ смягчить нарастающее в нем раздражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117