Раньше по Москве за месяц было пяток убийств, и то считалось за много, а теперь ежедневно по пять-шесть, и скоро будет еще больше. Ощущение такое, что бандитские времена наступают. И нам свои физиономии туда совать не следует.
– Надо бы тебе все-таки сообщить, – неуверенно сказала Нина.
– Домыслы?
– Хотя бы.
– А неужели ты думаешь, что милиция не держит его самым первым на подозрении? Это ж ясно как Божий день – мальчик ждал-ждал смерти старушки, ждал-ждал наследства, под него в долги залез, и ждать уже не хватило никаких сил. Так что, Нинель, его трясут в первую очередь. Но парень он образованный и неглупый и хорошим алиби наверняка обзавелся.
– Тогда молчи. И никому об этом не говори, – решительно сказала Нина.
– Я так и делаю. Наталье я ничего не сказал и не скажу. Знаешь только ты.
– А мне зачем сказал?
– Не знаю. Ощущение такое, что эта смерть в недалеком будущем принесет нам еще кое-какие сюрпризы.
Через неделю в квартиру Прасковьи въехал одноногий ветеран Отечественной войны, который ждал отдельной квартиры тридцать четыре года, был одинок, тих, моментально влился в ряды общественности двора, звался Василием Ивановичем и частенько заглядывал к Наталье на огонек.
К тому же времени Нина окончательно убедилась, что никаких средств на год ей не хватит и не найти этих средств, чтобы в соответствии со своим планом нянчить в домашних условиях Игорька до годовалого возраста. Квартиру все-таки приходилось сдавать, как это ни было рискованно. Хотя бы на полгода. Желательно – иностранцам, поскольку там расплата шла на доллары, а он, доллар, еще год назад считавшийся официально стоимостью 70 копеек, теперь уже перевалил в своей цене отметку сто рублей и поднимался все выше и выше.
Жизнь вообще становилась невыносимой – прилавки магазинов вовсе оскудели, и очереди поутру начали выстраиваться не только в алкогольные отделы. И не волновали все эти неприятности только Наталью. Нина никогда не видела ее в таком ежедневном и постоянно ровном настроении. Она просыпалась с песней на устах и весь день чирикала словно птичка, исчезала и возвращалась с полной сумкой продуктов, на вопросы, откуда все достала, отвечала легким смехом, помолодела прямо на глазах, а свои любовные отношения с Петенькой настолько перестала скрывать, что шла с ним в кино через двор под руку и при этом оглядывалась с победоносным видом.
Желающих снять квартиру Нины оказалось трое. Молодой азербайджанец, подполковник с женой и маленьким ребенком и наиболее выгодный кандидат – немец из какой-то совместной фирмы.
Нина встретилась со всеми троими, и каждый по-своему ей понравился, каждый внушал доверие. Поразмыслив как следует и ни с кем не советуясь, она остановила свой выбор все-таки на подполковнике. Хотя он и тянул на сумму меньшую, чем другие, зато, в случае чего, было известно хотя бы, куда и кому идти жаловаться.
Вечером, за ужином на кухне, Нина сообщила о своем решении Наталье, а та поначалу лишь кивнула головой, сказав коротко:
– Сдавай.
Петя решение Нины одобрил.
– Азербайджанцы, Нинон, это мусульмане. Между собой они придерживаются какого-то кодекса чести, но по отношению к христианам, то бишь нам грешным, этого кодекса у них нет. Как я подозреваю, даже более того. По их понятиям обмануть иноверца – дело святое и достойное всяческого уважения. А говоря в целом, я склонен придерживаться той позиции, что третья мировая война, если будет, то будет она опять религиозной, между мусульманским и христианским мирами. Поскольку...
Петя запустил в ход свои обильные рассуждения, которые в обычное время Нина слушала в охотку, а Наталья во всяком случае терпела. Но тут она сидела мрачная и минут через пять прервала своего дружка:
– Я думаю, что хату сдавать не надо.
– Это как? – удивленно спросила Нина.
– Так.
– А жить на что?
– Найдем.
– Я и так на твоей шее две недели сижу!
– Сиди дальше.
– Перестань, Наталья. Я ж не больная, не инвалид. Могу и работать, но хочется, чтоб Игорек раньше времени в чужие руки не попал.
– Не попадет, – сухо сказала Наталья. – Вытянем.
– Кушать что будем?
Наталья помолчала и сказала сквозь зубы:
– Я дам тебе денег.
– Ты?! – поразилась Нина.
– Я.
– Откуда они у тебя?
– А это уж дело не твое.
Наталья вышла в свою спальню и вернулась с пухлым конвертом. Села к столу и сказала, ни на кого не глядя:
– Тебе надо продержаться около парнишки еще год. Потом сдашь в. эти ясли. Я тебе дам настоящие деньги. Тысячу долларов. Менять будешь понемножку, потому что доллар – это вещь надежная, а с родным рублем черт знает что творится.
– Тысячу долларов? – вытаращила глаза Нина.
– Да.
Петя тоже смотрел на Наталью во все глаза, ничего не понимая. Наталья открыла конверт и высыпала на стол кучку зеленых, гладких и хрустящих бумажек. Сказала небрежно:
– Я в лотерею выиграла. Или в какое-то лото.
– Доллары? – ехидно улыбнулся Петя.
– Как видишь.
– И много? – деловито спросил Петя.
– Хватит. Чтоб тебя в Америку отправить не босяком.
– Ты и мне дашь?
– У старухи молодой хахель должен быть сыт, обут, пригрет и при деньгах, – без улыбки отчеканила Наталья.
Петя попытался засмеяться, но получилось это фальшиво.
– Наталья, – тихо сказала Нина, – я твоих денег взять не могу.
– Это еще почему?
– Потому что ты их... ты их украла у тетки Прасковьи. В ту ночь мы с Петей побежали за бандитами, а ты осталась около Прасковьи в комнате одна. Ты их украла.
– Это твои домыслы. Тебе это без разницы.
– Как же без разницы?!
– Да так. Ты же не воруешь. Ты берешь в долг. Отдашь, когда сможешь.
– Да на них же кровь, Наталья!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131