– Едва ли юношеские, Андреа, – предостерег меня его отец, когда я отметила это. – Ему пятнадцать, и его мечты уже взрослые.
– Может быть, тебе пора поговорить с ним как отец с сыном? Как ты думаешь, Стью?
– Доверься мне, мы обсуждали это все годы, что ездили туда и обратно на хоккей. Он знает все, что можно знать об этом.
– Все, Стюарт? И о СПИДе, и о наркотиках?
Он кивнул, возвращаясь к своей газете. Я искренне надеялась, что это так, поскольку слышала, что дети теперь спят вместе в четырнадцать-пятнадцать лет. Меня заботили не столько моральные основы или ответственность мальчиков и девочек в равной степени за предохранение от беременности, сколько болезни. Я не рискнула положиться на возможность того, что Стюарт говорил об этом с ним, и развила высшую мораль в моих лекциях для Брайана и Келли.
– Вопрос не в том, хорошо это или плохо. Вопрос в том, будете вы жить или умрете. Вы должны быть осторожны и в случае чего рассказать мне или папе без смущения. Я могла только надеяться.
Когда Брайан не был поглощен Дженет, он мечтал о покупке собственной машины. Он изобретал наиболее творческие планы возврата долга: если мы дадим ему взаймы, он вернет нам долг за счет продажи сена с его лужайки. Или, обняв меня, он умолял пойти к продавцу подержанных машин, и так он мог пороть чепуху о своих воображаемых колесах без конца.
Его тело в то же время росло во всех направлениях, вызывая неуклюжие, несчастные случайности. Слишком длинные руки сбивали вещи с полок, неожиданно большие ноги давили цветы и пинали мебель. Его голос ломался в самые неподходящие моменты, из-за чего он чувствовал себя униженным, и к тому же ужасные пятна угрей покрывали его щеки. Это заставляло его ежечасно бегать к зеркалу в ванной и проверять состояние лица. Несомненно, я буду очень счастлива, когда этот переходный возраст закончится.
– Мама, я говорил тебе о танцах? Ты сказала, что довезешь нас до школы, а отец Дженет собирается доставить нас обратно домой. – Брайан поднял глаза к небесам, его терпение было на пределе. – Ты никогда не обращаешь внимания.
– Сжалься, сын. Я собиралась сказать тебе, но забыла.
– Очень смешно, мама, но ты должна отвезти нас туда. Ты обещала.
Я действительно не помнила такого разговора, но, без сомнения, я взяла на себя обязательство. Я чувствовала легкое головокружение в эти дни, вероятно, из-за голодания, и периодически теряла чувство реальности, а моя голова была переполнена то казусами законодательства, которые следовало заучить к следующему вторнику, то грезами о Ричарде.
Мои дети заметили это, будучи наблюдательными по натуре и осторожными по отношению к любым изменениям, которые могли повлиять на их жизнь. Стюарт, казалось, ничего не замечал, как обычно, но я была совершенно уверена, что могу сбрить все свои волосы и подавать обед обнаженной, но не добьюсь от него ничего, кроме поднятых бровей. Он будет внимательно читать вечернюю газету или смотреть по телевизору известия о каком-нибудь спортивном событии.
Существует ли в мире женщина, которая смотрит спортивные передачи по телевизору? Думаю, что нет, а Стюарт и Брайан сидят на диване, чтобы смотреть игру в бейсбол, целый день или проводят день в одобрительных восклицаниях Борису Беккеру или Ивану Лендлу в каком-нибудь теннисном матче во Франции или Новой Зеландии. Во время, по-видимому, бесконечных хоккейных решающих матчей они приклеивались к экрану, критикуя каждую игру, обсуждая оптимальные углы бросков и хрипло радуясь, когда их фавориты вели в счете.
– Должно быть, это какая-то форма мужского соглашения, – отмечала Келли.
Я не завидовала их взаимоотношениям, хотя и была немного ревнива. Сама я никогда не была спортивным болельщиком, а после того как стала матерью, мы перестали ходить вместе на теннисные матчи или хоккейные игры, за исключением игр Брайана. И после каждой из его игр всю дорогу от катка до дома они обсуждали игру, тогда как я сидела молча в стороне, не участвуя в разговоре, – всего лишь женщина, не имеющая понятия о спортивных сложностях.
– Я играла в хоккей, когда была школьницей.
– Да, мама, в девчачий хоккей. И этим все сказано.
Я помню, как однажды, на открытии чемпионата Соединенных Штатов, Стюарт и я сидели под проливным дождем в Лонгвуде, прижавшись друг к другу под старым зонтиком для гольфа. Его рука обнимала мои плечи, и мы не ушли, пока игроки не проиграли матч. А потом бежали к ближайшему бару, шлепая по лужам, и смеялись, как дети. Прекрасные моменты, проведенные вместе. Стюарт сказал бы, что как типичная женщина я считаю это романтичным – дождь и все такое. Возможно, он прав, но милые эпизоды, вроде этого, давно ушли в прошлое, похороненные детьми, бюджетом, ежедневным изнашиванием и общей скукой. Но в эти дни я опять стремилась к романтике, к чему-то неожиданному и веселому.
Наш брак мне наскучил. Я часто удивлялась, когда наши друзья надоедали друг другу. Моя жизнь была настолько банальной, что я не могла даже припомнить такое время, когда она была свежей и интересной. В том месте, где следовало бы находиться моей душе, было пусто. Я чувствовала грусть и одиночество, и этому не было никакого объяснения, кроме того, что Стюарт просто не замечал меня больше.
Я бы очень удивилась, если бы узнала, что Стюарт осведомлен об изменениях во мне, что он наблюдает и беспокоится, но ничего не говорит. Вот если бы он заговорил об этом, тогда…
Мы праздновали нашу двадцать вторую годовщину девятнадцатого апреля – не круглая дата, а только лишнее подтверждение того, что я замужем уже долгое время и успела стать женщиной средних лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93