Не знали только – в чем именно.
Высшей знати было известно, что Особый императорский корпус последние месяцы занимался – по высочайшему секретному указу, а это неспроста! – эвакуацией детей из гибнущих городов Гипербореи. И знали даже имена офицеров корпуса, коим была поручена миссия. И сами эти имена о многом могли сказать посвященным!
И лишь немногим (жрецам, разумеется!) было известно: Атлантида нуждалась в этих детях-сиротах – сенситивах, телепатах, сновидящих – и не могла упустить шанса заполучить их. А народ узнает лишь то, что ему позволено будет узнать: «Спасены дети-сироты!» – как кричали императорские глашатаи на центральных улицах и площадях, щедро выдувая торжественные звуки из огромных, в рост человека, медных труб. И как транслировали все кристаллофоны, установленные в богатых домах.
Сотни медных труб в сопровождении гигантских барабанов взревели, лишь только показался на горизонте летящий над самым морем, под пепельно-серыми облаками, сигарообразный силуэт корабля Особого корпуса. Он приближался стремительно и бесшумно, ровной стрелой вычерчивая в небе непогрешимо ровную траекторию. И в этот момент никому не пришло бы в голову, что в течение нескольких месяцев этот корабль и его экипаж подвергались невероятной опасности, собирая по гибнущим островам уходящей под воду Гипербореи свой бесценный груз. Кому было и поручить эту миссию, как не солдатам Особого корпуса, обученным действовать дисциплинированно и бесстрашно в условиях и землетрясения, и наводнения, и цунами, и прочая и прочая!
Корабль приземлился. Стихли последние звуки труб и барабанной дроби. Тысячи глаз впились жадным взором в махину огромного межконтинентального аппарата – даже издали было видно, как немилосердно жестоко исцарапаны, избиты его борта, что почти до основания обломан носовой таран и непроницаемо-плотно задраены иллюминаторы. А когда открывался главный люк, неровно выпуская трап пронзительный скрежет донесся до самых последних рядов встречающих.
В напряженной тишине толпа ждала и готовилась рукоплескать и своим героям-воинам, и спасенным гиперборейским детям. Народ предвкушал удовольствие лицезреть их триумфальное шествие прямо через людские волны. Приготовлены были и цветочные гирлянды, и душистые лепестки роз, и золотистые зерна маиса, чтобы бросить все это под ноги героям, но…
Воины не вывели, а вынесли недвижных детей по одному на руках («Ранены? Больны?» – ужаснулись в толпе) и, пройдя несколько шагов по высокому трапу-помосту, подчиняясь не известным толпе приказам, определили спасенных в невесть откуда взявшиеся бирюзовые валликсы Храма Жизни. Вся процедура переноса детей заняла не более четверти часа, так что в толпе даже не сообразили бросить свои подношения хотя бы под днища жреческих валликс.
Солдаты действовали слаженно и четко – шаг в шаг, ребенок за ребенком перемещались из военного корабля в выстроившиеся цепью и быстро подъезжавшие к трапу валликсы жрецов. Лишь один солдат оплошал: вынося на руках девочку-подростка, он споткнулся об искореженный борт выходного люка, девочка выскользнула из его рук и могла бы разбиться, упав с высоты трапа на камень посадочной полосы, если бы, по счастью, рядом, прямо под трапом, не оказался офицер корпуса. Он не сделал лишних движений, лишь мгновенно протянул руки и – просто принял ее из воздуха, будто подхватил сорвавшееся с ветки яблоко. Только скрипнули, едва слышно, кожаные ремни униформы и чуть дрогнул плюмаж парадного шлема. Он сам бережно отнес девочку к бирюзовой валликсе и передал жрецам.
* * *
Обо всем, что происходило в тот день, Таллури узнала несколько лет спустя. Сама она тоже кое-что помнила пусть и немного, зато удивительно ярко, если только так можно выразиться о звуках и запахах, так как видела она крайне мало.
Нет, они не были ни больны, ни ранены – они все спали, те, кого успели спасти в грохоте, неразберихе и панике уходящей под воду Тууле, сметаемой ужасным землетрясением. Они спали, как спали в те дни многие гиперборейские дети, не час, не два, не десять – уже много дней, погруженные в Зимний Сон еще в середине осени.
Гиперборейская осень холодна и темна, а идущая ей вослед зима мрачна и беспроглядна, и зимние ветра бьют и бьют в окна жилищ, в каменные стены храмов и башни сторожевых постов, в скалы и прибрежные укрепления. И ломится снег в щели, и, кажется, нет ни конца ни края Великой Зиме! Но дети спят в своих ложах, устроенных специально для долгого Зимнего Сна, когда тела бездвижны, почти бесчувственны, инертны, но сознание крепко и бодро, а разум доступен для обучения и общения.
Их не рискнули «будить», когда спасали: насильственно прерванный Зимний Сон грозит серьезной амнезией. Но погибни их тела, души, живущие легко и свободно в иной реальности, в той реальности бы и остались. А хуже ли, лучше ли им там было – почем знать?
Родители Таллури, не прерывавшие медитативного общения со своими детьми, уже попрощались с ней, ее сестрой и двумя их братьями. Это было печально, бесконечно печально, но не трагично. Прощаться с родителями было совсем не страшно: что они, малолетки, понимали в смерти? Тем более что родители, правда, не вдаваясь в объяснения, обещали детям скорую встречу. Так уходили в те годы многие семейства Гипербореи – прощаясь в Зимнем Сне, чтобы не ранить нежные детские души реалиями распадающегося, гибнущего на глазах Северного мира.
Но этой осенью, должной стать, видимо, последней земной осенью Таллури, все решилось иначе – вмешалась Атлантида. Могущественная Атлантида предложила – и кто дерзнул бы отказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16