Надеюсь, мама не заболела.
– Я сегодня пораньше приду к обеду, – сказал папа. – Я только отмечусь на службе.
Я спросил у мамы, что такое отмечаться, но она сказала, что мне это знать не нужно и чтобы я шел играть на улицу. В первый раз в жизни я пожалел, что мне не надо идти в школу. Мне так хотелось, чтобы ребята увидели мои часы. В нашем классе часов ни у кого нет. Правда, один раз в школу с часами пришел Жоффруа. Он пришел с часами своего папы, большими, с крышкой и с цепочкой. Отличные часы у папы Жоффруа! Только, кажется, Жоффруа взял их без спроса, и у него потом были неприятности. А мы больше никогда не видели этих часов. Жоффруа сказал, что ему так попало, что мы и его самого могли бы больше никогда не увидеть.
Я пошел к Альцесту, моему другу. Он живет совсем близко от меня. Альцест очень толстый, он все время что-нибудь жует. Я знаю, что Альцест рано встает, потому что много ест за завтраком, а для этого нужно время.
– Альцест! – крикнул я перед его домом. – Альцест, посмотри, что у меня есть!
Альцест вышел с одним рогаликом в руке, а с другим – во рту.
– У меня часы! – сказал я и поднес руку к самому рогалику, который торчал у него изо рта.
Альцест поглядел на мои часы, проглотил рогалик и сказал:
– Подумаешь! Ну и что?
– Они здорово ходят, у них есть стрелка для яиц всмятку, и еще они светятся ночью, – объяснил я.
– А внутри они какие? – спросил Альцест.
А я даже не сообразил, что можно заглянуть внутрь.
– Погоди, – сказал Альцест и побежал в дом. Он вернулся с новым рогаликом и перочинным ножом.
– Давай сюда часы, – сказал Альцест. – Я их ножиком открою. Я умею. Один раз я уже открывал папины часы.
Я дал часы Альцесту, и он начал ковырять их перочинным ножом. Тут я испугался, как бы он не сломал часы, и закричал:
– Отдай мои часы!
Но Альцест продолжал свое, он даже язык высунул от усердия. Тогда я стал отнимать у него часы. Ножик задел руку Альцеста, он закричал, часы открылись и упали на землю в 9 часов 10 минут. Я заплакал и пошел домой. А на часах так и осталось 9 часов 10 минут. Мама обняла меня и сказала, что папа починит часы.
Папа вернулся к обеду, и мама показала ему часы. Он покрутил какое-то колесико, посмотрел на маму, на меня и сказал:
– Послушай, Никола, эти часы починить нельзя. Но ты можешь играть с ними. Так даже лучше: с часами теперь больше ничего не случится, они останутся такими же красивыми, как были, и ты можешь носить их на руке.
Я видел, что папа доволен и мама тоже. Ну и я был рад.
Теперь на моих часах всегда четыре часа. Самое хорошее время: как раз тогда я ем булочку с шоколадом. А ночью цифры все равно светятся.
И правда, отличный подарок сделала мне бабушка!
Мы печатаем газету

На перемене Мексан показал нам подарок, который получил от своей крестной, – игрушечную типографию. Такая коробка, а в ней куча резиновых букв. Вставляешь буквы в рамочку, зажимаешь, чтобы буквы не выпали, и можешь составлять какие хочешь слова. А потом рамкой со словом нажимаешь на подушечку, пропитанную чернилами, как на почте, а после на бумагу, и слова напечатаются, как в газете, которую читает папа. А он всегда ругается, потому что мама уже забрала страницы с платьями, рекламами и кухонными рецептами. Да уж, типография у Мексана что надо!
Мексан нам показал все, что он уже напечатал. Он вытащил из кармана три листка бумаги, а на них много-много раз и в разные стороны было напечатано: «Мексан».
– Ведь правда же лучше, когда напечатано, чем когда написано ручкой, – сказал Мексан.
И правда, лучше!
– Эй, ребята, – сказал Руфус, – а что если нам напечатать газету?
Это он здорово придумал, и все согласились, даже Аньян, любимчик учительницы, он обычно не играет с нами на переменах, а повторяет уроки. Настоящий псих!
– А как будет называться наша газета? – спросил я.
Тут мы долго спорили. Одни предлагали назвать ее «Грозный», другие – «Победитель», третьи – «Великолепный» или «Герой» А Мексан хотел, чтобы газета называлась «Мексан». Он очень разозлился, когда Альцест сказал, что это дурацкое название и уж лучше назвать газету «Лакомка», как кондитерская рядом с его домом. Тогда мы решили, что название придумаем потом.
– А что мы будем печатать в газете? – спросил Клотер.
– Как что? То же самое, что и во взрослых газетах, – ответил Жоффруа. – Всякие новости, фотографии, рисунки, происшествия с ограблениями и убийствами, а еще биржевой курс.
Мы не знали, что такое биржевой курс, и Жоффруа нам объяснил, что это колонки с цифрами, напечатанные мелким шрифтом. Его папу они интересуют больше всего. Только Жоффруа не всегда можно верить, он такой врун, вечно рассказывает неизвестно что.
– Фотографии печатать мы не сможем, – сказал Мексан. – В моей типографии есть только буквы.
Тогда я сказал, что можно самим делать рисунки. Я, например, умею рисовать крепость с войском, которое ее атакует, с дирижаблями и самолетами, которые бомбят.
– А я могу нарисовать карту Франции со всеми департаментами, – сказал Аньян.
– Один раз я нарисовал маму, как она накручивает волосы на бигуди, – сказал Клотер. – Только мама разорвала мой рисунок. Хотя папа очень смеялся, когда его увидел.
– Все это прекрасно, – сказал Мексан. – Только если вы заполните газету вашими дурацкими рисунками, не останется места для интересных вещей.

Я спросил Мексана, не хочет ли он получить в ухо. Но Жоаким сказал, что Мексан прав и что у него, например, есть сочинение про весну, за которое он получил оценку 12, и что было бы здорово напечатать его в газете. Оно про цветы и про птичек, которые чирикают.
– Уж не думаешь ли ты, что мы будем тратить буквы на твое чириканье?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94