На эту декларацию его допросчик, чьи хитрые старые глаза уже шарили по убогому помещению, никак не отозвался.
– Полагаю, – сказал он взамен, – нет смысла спрашивать у вас, не оставалось ли здесь лежать орудие убийства?
– Мы ничего похожего не видели.
Трабшо шагнул к столу и разом дернул оба ящика – один из них потребовалось потянуть с силой, прежде чем тот соблаговолил со скрипом выдвинуться, – и увидал, что они пусты.
– Непонятно… – пробормотал он.
– Что именно?
– Да только то, что убийца, если он намеревался представить смерть Джентри самоубийством – а учитывая адские хлопоты с запертой дверью, зарешеченным окном и прочим, на которые он пошел, то он, очевидно, хотел замаскировать истинную причину случившегося – ему оставалось только оставить револьвер в руке Джентри. Забрав оружие, он – или, разумеется, она, – наоборот, привлек наше внимание к тому факту, что произошло убийство.
Он отошел к окну и провел пальцем наискосок по подгнившей деревянной раме. Затем мощной хваткой попытался раздвинуть железные прутья. Ни левый, ни правый даже не дрогнул.
Потирая свои – теперь пропыленные – ладони, он снова повернулся к полковнику.
– Слуги выше подозрения, так?
– Боже великий, разумеется! Они все служат у нас много лет – или месяцев, говоря о горничных, но ничего другого в нынешние дни ожидать нельзя. – Он на секунду задумался. – Конечно, Тоумелти.
– Тоумелти?
– Он… мой… шофер, он же садовник, он же мастер починок трам-там-там. Ирландец. Слишком уж ирландец, на мой вкус. Воображает себя этаким дьяволом, Тоумелти этот. Но, по чести, если он и опасен, то только деревенским девчонкам. Мы с Мэри подозреваем, что он уже засунул одну-другую булочку в местные духовки, да только доказать никто не мог – мамаши держат язык за зубами, какие у них в наличии, а я не из тех, кто увольняет человека на основе слухов и сплетен. Особенно если, несмотря на его припадки ирландской наглости, он чертовски хорошо справляется со своей работой. Уж он, конечно, не убийца.
– А Фаррар? – затем спросил Трабшо. – Простите мою прямолинейность, мистер Фаррар, но рано или поздно этот вопрос должен быть задан вашему нанимателю, так зачем откладывать?
Полковник яростно замотал головой.
– Тут вам не о чем беспокоиться. Фаррар со мной… сколько же это? Три года? Четыре?
– Четыре, сэр.
– Да, четыре года управления поместьем, и ни единой тени какой-либо промашки. И в любом случае, Трабшо, если вы позволите мне заметить, такое направление вопросов – чистая нелепица. Ни у кого из служащих у меня не могло быть никакой причины убивать Реймонда Джентри, человека, с которым они вообще не были знакомы и только-только увидели.
– Следовательно, я могу считать, – сказал полицейский, – что вы разделяете мнение мисс Маунт, что убийцей должен быть кто-то из ваших гостей?
– О! И кто сообщил вам, будто я говорила что-нибудь подобное? – неожиданно спросила Эвадна Маунт.
– А? Я думаю, это мог быть мистер Дакуорт. Да, именно он. Сказал мне это, когда доктор Ролф вез нас сюда.
Лицо Дона сморщилось от смущения.
– Это правда, – сказал он писательнице. – Я действительно пересказал старшему инспектору все, что говорилось в гостиной. Я думал, ему следует это знать.
– Молодой человек, вам не за что извиняться, – отозвалась она более мягким тоном. – Я просто люблю устанавливать, кто что сказал и кому.
Затем, плотнее запахнув халат и поежившись, она вошла в помещение и начала бегло оглядывать стоявшие там жалкие подобия мебели.
Секунду-другую Трабшо наблюдал за ней краешком глаза, а затем спросил полковника:
– Вы, случайно, не проверили, – он указал на тело Реймонда Джентри, – содержимое карманов его халата?
– Разумеется, нет. Я уже сказал вам, старший инспектор, что мы ни к чему не прикасались.
Без дальнейших прелиминариев Трабшо нагнулся и засунул руку сначала в левый, а затем в правый карман пропитанного кровью халата Джентри.
Из левого он ничего не вынул. Зато из правого извлек единственный смятый бумажный лист. Он распрямился и, не сказав никому ни слова, невозмутимо развернул этот лист.
На одной стороне были напечатаны на машинке четыре-пять строчек. И несколько секунд он в них вчитывался.
– Ничего, полагаю, относящегося к делу? – спросил полковник, тщетно пытаясь заглянуть в текст.
– Напротив, – ответил Трабшо. – Что-то, имеющее прямое отношение к делу. Важнейшее открытие, если я не ошибаюсь.
Он аккуратно сложил лист и засунул его в собственный карман.
– Скажите, полковник, ваши гости разделяли вашу антипатию к Джентри?
– Все они не терпели этого мерзкого клопика. А почему вы спрашиваете?
– У меня есть свои причины, – неопределенно ответил старший инспектор.
– Вы знаете, Трабшо… – Это вновь вмешалась Эвадна Маунт.
– Да?
– Важнейшие открытия, конечно, хороши, – неукротимо объявила она, – но иногда они оказываются куда менее значимы, чем мелкие странности.
– Мелкие странности?
Проведя кончиком указательного пальца по одной из чердачных половиц, она поднесла подушечку к его глазам.
– Но, – сказал он, вглядываясь в кончик пальца, – я тут ничего не вижу.
– В том-то и мелкая странность, – отрезала Эвадна Маунт.
Глава третья
Внизу, в гостиной, гости Ффолксов выглядели даже еще более растрепанными. В воздухе висел затхлый сигаретный дым, две женщины – Мэри Ффолкс и Синтия Уоттис – дремали, а на коленях у них покоились полупросмотренные поблекшие номера модных журналов, и даже Читти, гордившийся тем, что хозяева ни разу не видели его иначе, как не склонившим головы и не сгорбившим спины, начинал пошатываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67