Ди ответила, что будет ждать ровно один год. Не знаю, верил ли хотя бы один из нас в эти слова.
Я позвонил Ди из Бангкока спустя два с половиной месяца, после путешествия по Вьетнаму, Камбодже и Лаосу. Она сказала, что старается не ненавидеть меня, но еще очень не скоро захочет увидеться со мною. Она освобождала меня от обязательств и не чувствовала себя связанной своими собственными. За десять недель, прошедших с момента моего отъезда, ее карьера пошла в гору, она нашла работу журналиста, а потом еще одну – редактора журнала. И она не собиралась тратить свою жизнь впустую, страдая в одиночестве и ожидая человека, который находится где-то на другом конце света со своей женой. Она не желала становиться святой мученицей и попрощалась. Моя душа стонала.
Я твердо решил никогда не рассказывать Джо о случившемся, чтобы не сделать ей больно, но не утерпел и выложил все, когда мы сидели в кафе на Хао-Сан-роуд. Джо рассмеялась, потому что она не могла поверить в то, что слышала, а затем мы орали, орали и орали. Я понятия не имел, что мне (или нам) теперь делать. Мы решили продолжить путешествие и полетели в Канаду, но не смогли прекратить орать друг на друга, не смогли бросить курить. Мне было необходимо повидаться с Ди и сообщить ей, что я не тот, кем она меня считала. Никто со мной так не разговаривал – как будто я пустое место – по крайней мере, со школьных времен.
Я верил в справедливость, верил, что если ты наполняешь мир болью, то она множится внутри каждого, кто с ней соприкасается. Когда отец бьет сына, сын бьет всех, кто меньше него. Если сын повернется против отца, отдаст то, что получил сам, и заберет то, чего лишился, то порочный круг замкнется, и все будет кончено. Я верил, что месть – долг, что каждый, кого ударили, должен ударить в ответ с удвоенной силой, в противном случае череда обид будет продолжаться вечно. Ди хотела сделать мне больно, я никак не мог отбросить эту идею. Я любил ее, но она первой стала нападать, мне хотелось убить ее.
По дороге в Ванкувер, прекрасный, дружелюбный Ванкувер, где я разбил сердце Джо и полностью переродился, мне встретились скинхеды в одежде защитного цвета и высоких ботинках «Доктор Мартине». Я хотел налететь на них, пинаясь и толкаясь, заставить их ударить меня, запинать меня до смерти, вышибить из меня дух.
Я не мог смириться с тем, что был собой. Мой мозг постоянно покрывала испарина. Я чувствовал, как он наливается пузырями и они лопаются. Сердце словно сдавила чья-то невидимая рука, в горле был кулак, а в желудке – огромная опухоль. Я зациклился на своей боли. Мы перекусили в придорожном кафе, Джо стошнило. Спустя неделю мы расстались, расстались так же, как мои родители: без криков, мордобоя, злобы, только с невыносимой болью. Я сел на самолет до Сиднея, не зная, как долго пробуду в Австралии – выходные или всю оставшуюся жизнь.
Крис встретил меня в аэропорту. Мне нужно было излить душу, но он уехал на выходные с девушкой, с которой познакомился в пабе, и оставил меня одного в своей квартире. У меня было с собой несколько пачек сигарет из беспошлинного магазина, я курил сигареты одну за другой, одну за другой, одну за другой, дышал никотином, как кислородом. Сперва Ди отказалась разговаривать со мной, но потом назначила мне встречу в «Розе и Короне» на Гленмур-роуд. Она сказала, что я ей неинтересен, что все кончено, она не хочет меня знать.
Я вернулся в квартиру Криса. Позвонила Джо, я сказал, что лечу в Канаду, но тогда были выходные, у меня не было кредитной карточки, и я не мог купить билет до понедельника. Она ответила: «Дорогой, я так счастлива».
Я не ложился всю ночь, курил, пил, звонил друзьям в Англию и исповедовался каждому из них. Наверно, они перестали меня уважать. На следующее утро после пивного завтрака я отправился выпить с одной знакомой. Она выслушала мою историю с любовью и терпением, успокоила меня, а затем сказала, что ей нужно домой, потому что она чувствует себя не очень хорошо – вчера ей сделали аборт.
На автоответчике меня ждало сообщение от Ди. Она говорила, что передумала и что, пожалуй, между нами еще возможны какие-нибудь отношения. Опустившись на колени, я прослушивал сообщение снова и снова.
Ди пришла ко мне, и я остался с ней. Спустя пару недель мы съехались и стали жить вместе в квартире на Шальмерс-стрит в Редферне. Я так и не перезвонил Джо. Никогда.
Она сказала «Дорогой, я так счастлива» – я не мог сообщить ей, что не приеду в Ванкувер.
Я задушил что-то внутри себя. Иногда, когда я сплю один, то просыпаюсь от ощущения, как будто чьи-то пальцы сдавливают мое горло.
Следующие три года каждое утро я просыпался с мыслью о самоубийстве, мое сердце буквально разрывалось. Обычные приспособления – пожарный выход, душевая кабинка – манили меня соблазном суицида. Я останавливался посреди улицы, вставлял себе пальцы в рот и нажимал воображаемый курок.
Я не мог поверить в то, что сотворил собственными руками: я бросил жену, которая никогда не приносила мне ничего кроме радости, и стал жить с Ди, которая, казалось, ненавидела меня.
Джо сказала: «Ты был светом в моей жизни, но теперь этот свет погас», и я рыдал без остановки, потому что жил с ней с девятнадцати лет, мы знали друг друга, как облупленные, делились всем, что имели, при этом большую часть из того, что мы имели, приобрела она. Джо была прекрасным, добрым, понимающим, доверчивым человеком, а я трахался за ее спиной и бросил ее в чужой стране.
Я не знал, кем я был.
В первую ночь, которую я провел вместе с Ди, мы смотрели телевизор. Я никогда не смотрел телевизор, но Ди хотела, чтобы ее мужчина делал это, и мы слушали писательницу-феминистку Андре Дворкин, которая вела передачу под названием «Против порнографии».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106