– Алло, Роман Ильич? Это вас Данилов беспокоит… Да, можете подъехать, есть кое-что… Хорошо, жду.
Минут через двадцать к милицейскому участку подкатил джип. Дежурный без единого вопроса пропустил машину через ворота. Из машины вышел мужчина лет сорока. Прапорщик уже встречал его на пороге здания.
– Сейчас выведу, Роман Ильич. Постойте тут минутку.
Через минутку Сынка выволокли на свет божий.
– Имя… – коротко спросил у бомжа Роман Ильич.
– Сынок, – за него ответил прапорщик.
– Сколько лет?
– Тридцать три, – на этот раз заговорил сам Сынок.
– Граблю где потерял?
– Твое какое дело? – Сынок спокойно посмотрел мужчине прямо в глаза.
– Хорошо, я его беру, – сказал Роман Ильич, вынул бумажник и достал сотенную купюру. – Есть еще что-нибудь?
– Не-а, больше ничего нету подходящего. – При виде денег у прапорщика заблестели глаза.
– Как только появится, сразу звони. – Роман Ильич отдал деньги прапорщику и повернулся к Сынку: – Давай, лезь в машину.
– В машину лезь, скотина! – закричал вдруг Данилыч и принялся усердно пинать Сынка ногами. – Бегом, кому сказано, падла!
Через минуту джип выехал из участка так же беспрепятственно, как и въехал в него. А еще минут через десять Сынка пересадили в небольшой автобус, битком набитый такими же, как и он, бомжами. Не обращая внимания на остальных пассажиров, он пробился к окну и сел, столкнув с сиденья какого-то спящего ханыгу. Ханыга повалился на пол ко всеобщему удовольствию, но так и не проснулся. Автобус тронулся.
Сынок сидел у окна и безо всякого интереса смотрел, как проносятся мимо дома, машины, люди. Любой, кто посмотрел бы на него, сразу увидел бы, что все происходящее, как, впрочем, и сама жизнь, Сынку абсолютно безразличны.
Автобус остановился у Казанского вокзала.

Глава 5. ЛОГОВО.

– Пожалуйста… Потом сама приползешь… А я скажу – сама этого хотела, сама получила… Что, я не зарабатываю, чтоб отдохнуть по-нормальному? Имею право. И посмотрим еще, как ты без меня проживешь? Видел я таких. В дом она меня не пускает! В мой дом меня не пускают! И Вовка, тоже, называется, сын! Не сын, а засранец. На родного отца! Ну погоди, попросишь ты у меня мотоцикл! Хрен я тебе дам, а не мотоцикл. Весь в мать, отличник чертов. Мы еще посмотрим, как ты на хлеб заработаешь, когда вы с твоей матерью одни останетесь, без меня. А я вам вот денег дам! «Алкоголик»! Сами вы! Что я, права не имею?! На свои пью! От вас фиг дождешься! Испугали – не пустим в дом! Да пошли вы! Меня, вон, везде с праспрас… распрас… прастертыми объятьями. Вон к Виталику пойду… Или к Борьке… Или просто в гараже переночую. Ничего, не замерзнем, русские не сдаются. Мы идем по пути Ленина…
Где тут моя ракушка? Где тут мой гаражик? Вот он, родимый. Вот моя деревня, вот мой дом родной… Ничего, перезимуем…
Вот суки, куда телогрейку дели? Где моя телогрейка, спрашивается!
А холодно… Так за ночь дуба дашь…
О, песик, пойди сюда. Давай вместе спать ляжем, ты меня будешь греть, а я тебя. Никому мы, песик, не нужны… Как две бездомные собаки. Ничего, они потом сами пожалеют. Давай, прижмись ко мне, иди сюда…
Э, все, хорош. Одного хватит. Куда лезете? А ну пошли отсюда, шавки поганые!
Ах, сука, ты тоже на меня?! Я его пригрел, а он на ме…
Х-р-р-р…
Собачников из санэпидстанции приглашали уже четвертый день. Они рыскали по микрорайону, но изловили только трех бездомных собак. Никаких громадных стай, о которых каждый день сообщали жители, они не нашли.
В отделении милиции ко все учащающимся жалобам жильцов относились скептически. До тех пор, пока не нашли разорванное тело гражданина Суковнина в его собственном гараже. Зрелище было не для слабонервных – у Суковнина отсутствовали руки, а голова валялась в кустах, изгрызенная до неузнаваемости.
Тогда дали задание всем участковым, патрульным отслеживать собачьи стаи и тут же докладывать в отделение.
Жильцов попросили без нужды не выходить на улицу, особенно в темное время, а детей вообще не подпускать к дверям.
Но до семи вечера никаких сообщений о собачьих стаях не поступило.
В девятнадцать пятнадцать участковый Игнатов возвращался домой. Он проводил так называемую профилактическую беседу с пацанами из десятого дома. Эти придурки взялись «очищать Москву от черножопых», как они сами формулировали свои цели. Попросту нападали на жителей Кавказа, торгующих на местном оптовом рынке. Избивали нещадно, отбирали деньги, часы, кожаные куртки, даже документы. Кавказцы тоже в долгу оставаться не хотели. Они сколотили собственную «бригаду» и теперь охотились на маленьких расистов.
Игнатов и сам недолюбливал «лиц кавказской национальности», но в данном случае имело место нарушение правопорядка, которое участковый и собирался пресечь.
Беседа с пацанами ничего не дала.
– А мы че?! Мы ниче! – тупо твердили они, не внимая мудрому слову милиционера. – Кто сказал?! Когда? А вы докажите! Ниче не знаем!
Игнатов их все-таки предупредил об ответственности, добавив, что, если кавказцы найдут пацанов и отомстят, он попросту закроет на это глаза.
– Пусть токо сунутся! – ответили пацаны, которые в предупреждении участкового увидели лишь перспективу новых боевых действий.
– Я вам сказал, – закончил разговор участковый. – Если еще раз услышу, пеняйте на себя. Загремите все, как один.
До дома быстрее было идти напрямик, через пустырь, поэтому участковый свернул на еле видную в темноте, осклизлую от тающего грязного льда тропинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20